Помнят польские паны. Прелюдия - Александр Викторович Горохов Страница 41

единственным небольшим боевым кораблём. Но с началом короткой победоносной войны за возвращение Силезии и Поморья приращение получилось просто огромным: на минах, удачно сброшенных самолётами морской авиации прямо в створе Кёнигсбергского канала подорвался и затонул крупный пароход, заблокировав выход из базы Пиллау находившихся там германских крейсеров, а минный заградитель торпедировал военный транспорт в устье реки Свина, сделав то же самое с кораблями, базирующимися в Свиноуйсце и Щецине. Англия и Франция пригрозили Берлину вступлением в войну, если немцы отправят сражаться с нами боевые корабли, базирующиеся в Киле, Фленсбурге и Ростоке.

В результате нам достались просто королевские трофеи: два практически неповреждённых броненосца начала века класса «Брауншвейг» и построенный в 1934 году новейший линкор «Дойчланд», четыре лёгких крейсера и десяток миноносцев. К сожалению, несмотря на ультиматум с угрозой поголовно расстреливать германские экипажи, как-либо повредившие свои корабли, часть оказавшихся в ловушках кораблей была взорвана или затоплена. Но после ввода в строй данных сил именно Польша, а не Германия, становится морской державой № 1 на Балтике.

Вернувшиеся нам судостроительные мощности Гданьска и городов Померании позволили нам резко активизировать строительство морского флота. Пока, конечно, за счёт достройки на этих верфях надводных кораблей, заложенных ещё немцами, но уже заложены несколько подводных лодок.

Аннексия Латвии и Эстонии, которая должна была состояться уже в середине августа, дала бы нам сразу четыре подводных лодки, два сторожевых корабля, две канонерские лодки, пять минных тральщиков, два минных заградителя, четыре ледокола. Должна была… Да только, едва до Риги и Таллина дошли вести о военном перевороте в Германии, там тоже очень быстро сообразили, что нам становится не до них, и уже завершавшиеся переговоры об условиях их присоединения к Речи Посполитой были прерваны латвийской и эстонской сторонами «до прояснения ситуации в Германии».

Но хуже не это. Хуже то, что советские войска на границе с Речью Посполитой от Дриссы до Каменца-Подольского приведены в повышенную боеготовность. Из-за чего нам просто опасно перебрасывать значительные массы войск к нашей западной границе. Я, как отставной полковник и военный дипломат, это прекрасно осознаю.

Наш триумвират обсудил и данную проблему. Предложением маршала было отправить Москве жёсткую дипломатическую ноту с требованием прекратить действия, направленные на провоцирование войны между Речью Посполитой и Советской Россией, и начать мобилизацию для того, чтобы, если они не образумятся, ударить первыми. Но пан Игнаций быстро урезонил его тем, что нам ни в коем случае нельзя вести войну на два фронта — и против Германии, и против Советов. Пусть даже правительство Молотова и военная диктатура Браухича никогда не смогут договориться о союзнических отношениях: пришедшие к власти германские военные не меньше нас ненавидят большевиков.

Мы сошлись на том, что мне следует вылететь на переговоры в Москву с Молотовым, с недавних пор ещё и возглавляющим русский наркомат иностранных дел, и Сталиным. И заключить с СССР пакт о ненападении сроком на пять лет.

— Но это слишком долго! Мы планировали войну с русскими не позже следующего лета, — попытался возражать Рыдз-Смиглы. — Пока они не успели нарастить свою армию.

— Если германские военные окажутся благоразумными людьми, то никто не будет мешать нам вернуться к реализации этих планов, — высказался я под одобрительные кивки президента. — Но на время, пока ситуация не прояснится, нам нужно любой ценой обезопасить свою границу. Даже путём обмана. Тем более, обманывать русских — это не грех, а доблесть.

Фрагмент 16

31

Капитан Рафаил Гареев, 28 июля 1939 года

Жарко тут. Во всех отношениях жарко. И солнце палит неимоверно, и бои в начале июля разгорелись горячие.

В ночь на 3 июля японцы перешли в наступление, перейдя реку и ударив в направлении высоты Баин-Цаган. Судя по тому, что на западном берегу её ждали, наши уже известили советское командование о ходе боевых действий в этом конфликте. Во-первых, сама высота была уже скрытно занята нашими войсками, а во-вторых, по японцам, сосредоточившимся у понтонной переправы, был нанесён удар батареи «Катюш». Это, я вам скажу, было нечто! Темнота, рёв и пламя стартующих ракет в месте расположения батареи, огненные стрелы в небе и частые-частые взрывы на противоположном берегу реки. Нашу установку тоже загнали на вершину этой высоты, зарыли в землю и прикрыли маскировочными сетями, чтобы мы могли поддерживать обороняющий гору 27-й мотострелковый полк огнём, так что это всё мы видели прекрасно.

Шестьдесят четыре взрыва реактивных снаряда, конечно, не могли уничтожить всю наступающую на нас дивизию, но дезорганизацию японцам на месте переправы устроили знатную. Ни о какой внезапности удара речи уже не шло. А боевые расчёты БМ-13, быстро перезарядив установки, ударили по соседнему участку. Это, насколько я помню, нарушение всех инструкций, запрещающих давать больше одного залпа с одной и той же позиции, но ребята вели огонь почти на максимальную дальность, а японцы ещё не успели развернуть артиллерию, так что сошло с рук.

Работы на переправе возобновились только с рассветом. Тогда же начался и обстрел позиций занявшего оборону мотострелкового полка. А примерно через час после этого в небе появились самолёты, как наши, так и японские. По моим прикидкам, это было одно из крупнейших авиационных сражений, поскольку на протяжении всего дня над нами постоянно вертелись десятки самолётов. Истребители не давали японским бомбардировщикам прорваться к высоте для нанесения бомбового удара, наши штурмовики пытались атаковать переправляющихся через реку врагов. И наша установка, и «Катюши», отведённые в тыл и замаскированные, пока вертелась эта карусель, молчали. Работала только полевая артиллерия, приданная мотострелкам.

Японцы — народ настырный, кто по переправам, кто вплавь или вброд, но ко второй половине дня сумели переправить на западный берег до полка пехоты и некоторое количество артиллерии. И пошли в атаку на высоту.

Вот тут во фланги им и ударили два батальона 11-й танковой бригады. Японский полк, конечно, на гусеницы намотали, но и потери понесли большие из-за спешно переброшенных к самой реке противотанковых пушек и полевой артиллерии. А после этого японская ударная группа численностью немногим более дивизии, уже не могла продолжать наступление и начала окапываться на восточном берегу реки.

«Сковывающей» японской группировке, нанёсшей удар ещё 2 июля, тоже не удалось достичь больших успехов. Пусть