Активная разведка - Сергей Юрьевич Сезин Страница 4

быть? Конечно, если бы Кирилл вгорячах или по злобе его пристрелил «при попытке к бегству», то ему бы ничего за это не было, кроме «пары ласковых слов» от Даши. Бандит, белоповстанец и опасный враг – да и не в поселковый Совет пришел сдаваться, а на родное подворье. Красный орден за это не дадут, но спасибо скажут. Но вот теперь с ним разбираться будут не на скорую руку, а с холодной головой.

Поскольку в камере в ним сидели всякие, в том числе и повстанцы, то он задавал вопрос, как в известных им случаях поступали? Ему отвечали:

– А, мил человек, смотря кто решать будет. Если ревтрибунал, то у него писаных кодексов нет, зато есть… как это… А, «революционное правосознание», вот как. Я сам это понимаю как то, что надо, то и пришпандорят.

– У нас был такой Коломийцев, по имени, кажись, Егор. Или Федор? Начальником штаба служил в отряде Ветрова. Пять лет отсидки.

– В концентрационный лагерь отправят, в Юзовку, у нас бывших офицеров туда отправляли за службу белым, от двух до трех лет они получили.

– А что за штука такая – концентрационный лагерь?

– Спроси что полегче!

– Концентрационный лагерь – это что-то вроде тюрьмы, но легкого типа. Я в таком сидел, за то, что казенное белье потянул с собой и продал. Мне дали год, но отсидел половину. Сидели на бывшей мельнице, и даже на ночь не запирали, но выйти со двора можно было только на работу или на побывку домой. Работали в нем, и когда работа была, можно было и всю неделю подряд, но можно было и две недели из угла в угол слоняться. Хотя был у нас Елисей Зельдин, которого пекарня себе выпросила, чтобы он и дальше продолжал хлеб печь. А я то дрова колол для клуба, то мусор вывозил со двора завода, пару раз вагоны разгружал. Отпускали домой раз в месяц, с вечера и до утра. Но надо было заявление писать начальнику, а я писать не умел, приходилось просить грамотного и за то хлеб отдавать.

– А кто там за что и насколько долго сидел?

– Надолго посадили одного буяна, что по пьяному делу чуть красного командира не застрелил. За бандитизм тоже были двое, что на двадцать лет посажены. Еще один с таким сроком за взятку. За кражу – от полугода до года. В начале прошлого года много сажали за безбилетный проезд. Обычно от трех месяцев до полугода. Хотя рыжая Машка из Елисаветграда на диво всем пять лет за это заработала! Я так думаю, что там еще что-то было, а не только за проезд. Но она через месяц сбежала – повели их на работу и тогда пара баб утекли. Одна кинулась влево, другая вправо, а без них еще пять баб. Побежишь за ними – остальные тоже убегут, а конвойный только один. Стрелять он в этих дур не стал, только ругался вслед, но скверноматерные слова их не остановили. Но было много мужиков из деревни – как заложники. Они вообще не всегда знали, на сколько и за что сели за решетку. Но, правда, их и быстро отпускали, и еще баяли, что губернское начальство на уездное много ругалось, зачем этих подгребло неизвестно за что, даже бумаги не приложило, а им сидеть бог весть сколько. Вот их потихоньку освобождали и домой отправляли. Однажды начальник лагеря, когда ему таких вот из уезда нагнали, взбеленился, поехал в губернский исполком, где за пару дней оформил их освобождение. Народ потом пошел к нему в ноги поклониться, что спас их от тюрьмы, всего меньше двух дней сидели, но он уехал по делу, поэтому пошли они на станцию, искать, на чем домой поехать. Это нам конторщик рассказывал, который тоже в лагерь на отсидку попал и здесь пост конторщика тоже получил.

– Сам сидит и сам себя считает! И за что его посадили?

– Он отмалчивался. Ходили слухи, что пил какую-то забористую самогонку, на табаке настоянную. И от того чудил – на этой неделе делил бумаги на две части и половину выбрасывал, на другой – выбрасывал только треть. Вот и дали ему четыре месяца полного воздержания от всего – и от вина, и от баб, и от шалостей с казенными бумагами.

Послушаешь одного – вроде и ничего страшного, послушаешь другого – наоборот, будет все и ничем не ограниченное. А как будет с ним? Наверное, как с жизнью и с любой ее частью. Может быть всякое, а каким именно выйдет? Надо прожить и увидеть. Или вообще на свет не рождаться.

* * *

                         Петроградская тюрьма,

                         С поворотом лесенки.

                         Мы с товарищем сидели,

                         Распевали песенки.

                         Пускай люди про нас судят —

                         Веселей будет сидеть.

                                   В Новоржеве дом красивый.

                                   Посидишь там – будешь сивый.

                                   Туда попал я молодой,

                                   Оттуда вышел с бородой.

                   Из-за вас, из-за вас,

                   Серенькие глазки,

                   Из-за вас, в который раз,

                   Хожу на перевязки.

                                   Из нагана вылетала

                                   Черная смородина,

                                   Атаману в грудь попала.

                                   – До свиданья, Родина[2].

Такие частушки в народе поются, про житие-бытие. И все такое с Егором тоже было. Или будет… Чего тогда переживать? Все как у всех, и нельзя сказать, что не за дело.

Глава вторая

Наступил день гнева и скорби.

Judex ergo cum sedebit

quidquid latet apparebit

nil inultum remanebit

Quid sum miser tunc dicturus

quem patronum rogaturus

cum vix justus sit securus?

Rex tremendae majestatis,

qui salvandos salvas gratis,

salva me, fons pietatis[3].

Что по-русски звучит приблизительно так:

Так когда же судья сядет?

Все, что скрыто, будет раскрыто,

Ничто не останется неотомщенным.

Что тогда скажу я, несчастный,

Кого попрошу в защитники,

Когда даже праведник не будет

в безопасности?

Царь устрашающего величия,

Спасающий достойных спасения,

Спаси меня, источник милости.

Егора вывели из камеры, провели в некую комнату, в которой он раньше не бывал, прочли вот такую бумагу:

Выписка из протокола № 201 заседания Донского областного отдела ГПУ от 18 апреля 1922 года

Председатель – Емельянов, начальник особого отдела – Сетель, нач.