Вперед в прошлое 11 - Денис Ратманов Страница 38

Взрослый я ухмыльнулся бы, сплюнул и пошел делать дело. Сейчас такое время, что со всеми можно договориться, а если проявить смекалку, то нетрудно обойтись небольшой суммой. Я нынешний был близок к панике и желанию все бросить и заняться чем-то более безопасным, а то чувствуешь себя дичью в сезон охоты. Легализация тоже никак не защитит, скорее наоборот, я превращусь в дичь в загоне, с мишенью на лбу.

Отчим прав, надо перестраховаться, а для этого — взять с собой мопед.

Чтобы не разбудить похрапывающего брата, свет я включать не стал, тихонько перенес свои вещи на кухню, где уже звенел ложкой в чашке Василий. Он вообще спит когда-нибудь⁈

— Я, вот, тебе бутербродов сделал, — сказал он, подвигая ко мне тарелку. — И чай. А то вы все не дураки поспать. Забываете простую истину: кто рано встает, тому Бог дает.

Боря бы подумал, что это упрек, и надулся бы, я пропустил реплику мимо ушей. Василий родился в селе, его родители выращивали кур, коров, свиней и вкалывали в колхозе. Чтобы обслужить скотину, встают перед рассветом, вот у него и выработалась такая привычка, соответственно, спать он ложится обычно до десяти вечера. А мы — обычные городские баловни, хоть и живем вроде как в селе.

— Может, вообще не поедем на мукомольный, где нас караулят? — поддался паническому настроению отчим. — Затаримся маслом, рисом, картошку найдем… Их, правда, хуже берут…

Терять выручку я не собирался.

— Нет, поедем за мукой! Сделаем, как мы вчера договорились: я приеду на завод на мопеде, разведаю обстановку, а потом буду ждать вас за пределами территории, смотреть, чтобы не было серой «девятки». Не переживайте, замдир прикроет. Ну, или поговорим с ним, чтобы разгрузиться в другом месте. А товара возьмем… — Я задумался. — Тысяч на четыреста вы и я. Мы вчера за три с половиной часа десять тонн продали.

— Десять тонн? — округлил глаза Алексеевич. — Хорошо вы развернулись! Но все равно я бы не ехал на тот завод, другой поискал бы.

В чем-то он был прав, стоило залечь на дно, но интуиция подсказывала, что сегодня ничего плохого на мукомольном не случится. Однако стоило включить мозг, и просыпалась паника: случится, еще как случится! Обязательно, и именно сегодня!

Я был уверен, что, если бы хлопнули Каналью, он выкрутился бы. Василия с его дурной упертостью, скорее всего, придется спасать.

Перекусив, мы поехали на мукомольный. Я поглядывал на отчима всю дорогу: глаза красные, ежится, зевает все время и молчит. Никаких его «а один мужик как-то»… Боится? Похоже на то.

Гаишники на посту нас не остановили — видимо, сработала волшебная табличка и заклинание «чур меня», которое я, вспоминая Каналью, теперь все время невольно говорю, когда их вижу.

— Меня Алексей одной хитрости научил, — решил подшутить над отчимом я. — Проезжая мимо поста ГАИ, надо беспрестанно повторять: «Чур меня, чур меня, чур меня» — тогда не тронут.

— Во как! — воскликнул он на полном серьезе. — Ты сейчас говорил?

— Ага. Подействовало!

— Надо попробовать.

Похоже, суеверный отчим принял мою шутку за чистую монету. Наверное, с Даромирой своей посоветуется, и она возьмет на вооружение новый заговор — от мздоимца жадного. Но эксперимент ему пришлось отложить, потому что больше гаишников нам не попадалось.

Добравшись до поворота на мукомольный завод, отчим оставил машину на обочине, вдали от длиннющей очереди зерновозов, которые тут, похоже, всю ночь дежурили. Помог мне спустить Карпа, взял мои четыреста тысяч, и я потарахтел по выбоинам вдоль вереницы грузовиков. Понятное дело, что той «девятки» среди них не будет, но на всякий случай я все равно ее искал.

Въехав на территорию завода, я сразу поспешил к замдиру, постучал в дверь и распахнул ее, не дожидаясь ответа. От неожиданности Антон Петрович аж вскочил.

— Здравствуйте! — поздоровался я.

— Здравствуй-здравствуй, — прохрипел он. — Что-то вы сегодня раненько.

— Не приходил тот человек? — поинтересовался я, закрывая дверь. — Который о нас расспрашивал?

— Не приходил, — мотнул головой Антон Петрович и закашлялся, а когда кашель прекратился, сказал: — Заболел, вот, я окончательно. Ты не беспокойся, бог не выдаст, свинья не съест, я тебя предупрежу, придумаем, как выкрутиться. — Он подмигнул.

— Спасибо. Сейчас тогда погрузимся.

Я быстренько удалился, сгонял к нашему «КАМАЗу», поманил Алексеевича жестом и занял пост возле старенького «Зилка», откуда хорошо и далеко просматривалась дорога.

Память взрослого говорила, что, если нас пасут менты или обэповцы, привлечь Василия к ответственности не так уж и просто. Нужно взять его в момент, когда он ставит печать на документы, или подписывает их, или деньги берет. Можно хорошенько поговорить с замдиром и убедить его, что печати — вообще ни к чему, и тогда что с нас возьмешь?

Купил муку для собственного пользования. Зачем так много? Все соседи скинулись, и родственников у меня много. Нельзя, что ли? Где написано, что это запрещено? Вот и идите лесом, не мешайте честным людям!

Пока Василий решал вопросы, связанные с погрузкой, я был как на иголках, все глаза проглядел. А выдохнул, только когда вырулил наш грузовик с арлекинистым тентом. Погрузив мопед. Мы поехали дальше, корректируя планы.

— Сейчас за рисом, — говорил отчим. — Это полчаса езды. Масло дальше… хрен с ним — вот что я подумал, оно хуже всего идет.

Точку, где покупает масло, отчим решил приберечь, чтобы затариваться там, когда он на «Волге», оно занимает мало места, а выхлоп с него хороший.

— Рис по чем? — спросил я.

— Триста восемьдесят был. Сейчас, наверное, все четыреста. То есть двадцать тысяч за маленький мешок. Сорок тысяч — сто килограммов. Тонна — четыреста тысяч.

— Ясно.

Я поглядывал в зеркало, стараясь вычислить слежку. Мы ехали по проселочной дороге, и это было проще простого: незамеченным здесь остаться практически невозможно.

По пути заглянули в приглянувшийся колхоз, купили копеечную картошку, тонну за 100000. В окрестных деревнях она вряд ли будет пользоваться спросом, а вот если переместиться туда, где мы были с Канальей, к морю, и сделать двойную наценку — оторвут с руками! Да в той же Николаевке все разберут только потому, что там почва неплодородная, каменистая, а то немногое, что выросло в огородах и хранилось в погребах, уже