Я – Товарищ Сталин 5 - Андрей Цуцаев Страница 36

Иден кивнул, поддерживая Синклера:

— Абвер перешёл черту, и смерть Мюллера не меняет их намерений. Кадис — их плацдарм, и мы должны его ликвидировать. Но операция должна быть безупречной. Никаких следов, никаких ошибок. Мы не можем дать Берлину повод для обвинений.

Болдуин глубоко вдохнул, его взгляд остановился на карте.

— Это тяжёлое решение. Мы рискуем жизнями, репутацией и стабильностью. Кто такой этот Харроу, и почему вы в нём уверены?

Кроуфорд ответил:

— Капитан Джеймс Харроу — один из лучших в MI6. Он говорит по-немецки и по-испански без акцента, обучен работе со взрывчаткой и имеет опыт внедрения в операции противника. Его легенда готова, документы безупречны, и он знает, как работать под давлением. Мы можем перебросить его в Кадис завтра.

Синклер добавил:

— Взрывчатка будет доставлена через нашу сеть в Гибралтаре. Контрабандисты перевозят грузы через границу, замаскированные под промышленные материалы. Пластид компактный, его легко спрятать. Харроу заложит три заряда: один в складе с оборудованием, второй у радиостанций, третий у генератора. Химический таймер даст ему время уйти.

Келл уточнил:

— Мы подготовим дезинформацию. Если взрыв произойдёт, испанская пресса получит историю о несчастном случае. Наши контакты в Мадриде уже готовы. Франко не станет копать глубже, чтобы не портить отношения с нами. Мы также используем немецкие таймеры, добытые через агентов в Берлине, чтобы всё выглядело как их ошибка.

Пирс, всё ещё сжимая блокнот, спросил:

— А если Харроу поймают? Или если Абвер заподозрит нас? Мы не сможем отрицать причастность, если найдутся улики.

Кроуфорд ответил:

— Харроу знает, что в случае провала он один. Он обучен действовать без следов. Взрывчатка не имеет британских маркировок, а таймер — стандартная немецкая модель. Если что-то пойдёт не так, всё укажет на внутреннюю ошибку Абвера.

Иден добавил:

— Мы подготовим дипломатический ответ. Если Берлин поднимет шум, мы обвиним их в некомпетентности. История о несчастном случае будет подкреплена свидетелями, которых мы подкупили в Кадисе. Мы также усилим наблюдение за Абвером в Лиссабоне, чтобы знать их следующий шаг.

Болдуин кивнул, его взгляд был тяжёлым.

— Советская роль в этом беспокоит меня. Их сообщение о Мюллере может быть частью более крупной игры. Если мы ударим по Кадису, не сыграем ли мы им на руку?

Кроуфорд пожал плечами:

— Мы не можем знать их игру, сэр. Но мы знаем, что Абвер готовится к операции в Кадисе. Если мы не ударим, они укрепят позиции, и следующее убийство будет не последним.

Пирс спросил:

— А если взрыв не сработает? Или если Харроу не успеет уйти? Мы рискуем потерять агента и спровоцировать Берлин.

Синклер ответил:

— Харроу — профессионал. Он знает, как минимизировать риски. Если что-то пойдёт не так, взрыв всё равно нанесёт ущерб. Абвер будет вынужден перегруппироваться, что даст нам время.

Келл добавил:

— Мы также можем усилить дезинформацию. Если операция сорвётся, мы распространим слухи о внутренней борьбе в Абвере. У них достаточно врагов внутри, чтобы это выглядело правдоподобно.

Болдуин сделал паузу, его пальцы постукивали по столу.

— Это опасная игра. Мы рискуем жизнями, репутацией и стабильностью. Но Абвер показал, что готов на всё. Мы не можем позволить им думать, что Британия слаба.

Он посмотрел на каждого из присутствующих.

— Операция одобрена. Но я требую абсолютной неподсудности. Никаких следов. Харроу должен быть безупречен, и, если его поймают, мы не сможем его вытащить.

Кроуфорд кивнул:

— Харроу знает правила, сэр. Он готов.

Иден добавил:

— Я подготовлю телеграмму для наших людей в Мадриде. Мы должны быть готовы к любым последствиям. Если операция пройдёт успешно, мы восстановим контроль. Если нет, нам придётся объясняться.

Синклер сказал:

— Мы также усилим наблюдение за Абвером в Лиссабоне. Если они заподозрят нас после взрыва, мы должны знать их следующий шаг.

Келл согласился:

— И мы будем следить за ОГПУ. Их сообщение о Мюллере может быть частью сложной игры. Мы не можем позволить им манипулировать нами.

Болдуин завершил совещание:

— Действуйте. Я жду ежедневных отчётов. И помните: одна ошибка — и мы окажемся в центре международного кризиса.

Мужчины поднялись, их шаги эхом отдавались в тишине кабинета. Болдуин остался один, его взгляд упал на карту Испании. Туман за окном начал рассеиваться, но ощущение надвигающейся бури только усиливалось. Игра Абвера была далека от завершения, но Британия готовилась к своему ходу.

* * *

30 апреля 1936 года, Берлин

Утро 30 апреля в Берлине выдалось неожиданно ясным. Низкие тучи, долго нависавшие над городом, рассеялись, и слабое весеннее солнце пробивалось сквозь дымку, отражаясь в лужах на мостовых Тиргартена. Ханс фон Зейдлиц шёл к штаб-квартире Абвера, его шаги были размеренными, но внутри всё кипело от напряжения. Дни после взрыва, унёсшего жизнь Райнхарда Гейдриха, превратили Абвер в гудящий улей, где каждый взгляд и каждое слово казались проверкой. Гестапо рыло землю, выискивая виновных, и их тень нависала над каждым офицером. Ханс чувствовал, как его маска спокойствия истончается с каждым днём, но отступать было некуда.

В своём кабинете Ханс попытался сосредоточиться на отчётах по Литве, которые требовал полковник Хансен. Бумаги, аккуратно сложенные на столе, были покрыты пометками, но мысли постоянно возвращались к последней шифровке от ОГПУ. Москва требовала новых данных — схемы операций Абвера в Польше, — но доступ к архивам стал сложнее. После смерти Гейдриха контроль усилился, и Фридрих Мюллер, ответственный за архивы, стал подозрительнее. Ханс знал, что любой неверный шаг может стать последним.

Он взглянул на потрёпанное издание «Фауста» на полке. Книга, служившая ключом для шифров, была его связью с Москвой, но теперь её присутствие казалось опасным. Он вспомнил слова из последней шифровки: «Твоя работа бесценна. Продолжай, но будь осторожен». Лёгкость этих слов контрастировала с тяжестью реальности. Ханс ощущал себя акробатом, балансирующим на канате над пропастью, где любой порыв ветра мог сбросить его вниз. Он закрыл глаза, пытаясь отогнать образ подвала на Принц-Альбрехт-штрассе, где гестапо развязывает языки даже самым стойким.

В 10 утра в кабинет вошёл посыльный, молодой лейтенант с бледным лицом. — Герр оберст-лейтенант, вас вызывает полковник Хансен. Немедленно.

Ханс кивнул, аккуратно сложил бумаги и поправил мундир. Его сердце забилось быстрее, но он заставил себя дышать ровно. Хансен редко вызывал его без повода, и каждый такой вызов теперь казался ловушкой.