Когда мы вернемся - Борис Борисович Батыршин Страница 35

прямо там, без транспортировки «сырья» на орбитальные земные фабрики… но, как метко выразился кто-то из футурологов — есть тут и такая профессия! — это всё не более, чем замена паровой машины на турбину. В том смысле, что агрегат-то новый, более эффективный — но раскручивает его по-прежнему даёт пар, разогретый путём сжигания ископаемого топлива, и неважно, уголь это, или уран. Прорыва нет. Застой. Стагнация.

И даже та возможность, что лежит буквально под носом — «звёздные обручи», остатки транспортной системы древней могучей цивилизации — упорно игнорируются. После того, как «Заря» канула в «сверхобруч» Пояса Астероидов действует строжайший запрет на их использование по прямому назначению, а попытки исследовать эти загадочные объекты мало что дают — так, несущественные детали, нюансы… Да что там, даже таинственная пластина из неизвестного сплава, найденная возле «обруча» на Энцеладе до сих пор не поддалась исследователям и упрямо хранит свои тайны — а ведь мы, ни на миг не сомневались, что стоит её вскрыть — и откроются салы, забитые инопланетными артефактами, загадками, чуть ли не библиотека Предтеч, как у Саймака[2], разве что, размерами поскромнее…

Появилось даже мнение, что любые разработки в области тахионного привода, позволившего бы строить настоящие звездолёты, не привязанные к «батутам» и неуклюжим, опасным в использовании тахионным торпедам изначально обречены на провал. Аргументы? Пожалуйста: раз создатели «обручей» пошли именно по пути расширения «транспортной сети», значит, они потерпели разочаровались в идее строительства кораблей, способных действовать автономно. А раз так — куда нам поперёд батьки в пекло? Нужно идти по их следам, совершенствовать «батутные» технологии, неспешно планировать робкие вылазки за пределы Солнечной — так оно надёжнее, вернее, спокойнЕЕ…

Мысли одолевали, я пытался то гнать их прочь, то принимался спорить сам с собой — и не заметил, ка сполз в тёмную, без сновидений, пустоту. И проснулся от того, что утреннее солнце било прямо в глаза, а чей-то мокрый шершавый язык старательно полировал щёку и нос — «Вставай, хозяин, сколько можно валяться? Лучше бы помог маленькой собаченьке слезть по этой дурацкой лестнице, чтобы сделать тут же, за сараем свои собачьи дела, а то уже невмоготу терпеть…»

Автомобиль вполне органично вписывалась в карельский пейзаж — заслуженный УАЗик, сошедший с конвейера в 2001-м году. И. О. О. объяснил, что это никакой не спецзаказ или усиленная комплектация — перебравшись в эти края, он приобрёл вездеход у одного из местных охотников и своими руками довёл до ума. Рассказывал он об этом с изрядной гордостью — что ж, усмехнулся я про себя, понять можно, для крупного чиновника, каким он являлся раньше, это серьёзное достижение. Хотя — возможно, по надёжности здешние изделия советского автопрома превосходят то, что были знакомы мне по оставленной реальности? Вот и движок под капотом (цвета горохового супа, в который здесь красят всё, имеющее отношение к непобедимой и легендарной) доджевский — хотя, если верить владельцу, произведённый на заводе в Горьком…

Позавтракав (пара яиц всмятку, овсянка, тосты с малиновым джемом и огромная фаянсовая кружка кофе) мы стали собираться в путь. И. О. О. упорно игнорировал мои вопросы о цели предстоящего путешествия; покидав в рюкзак несколько вкусно пахнущих свёртков и двухлитровый китайский термос с чаем (сам приготавливал, похвастался хозяин дома, из крупнолистового цейлонского, с брусничными листьями, мятой и можжевельником), мы погрузились, наконец, в машину. Бэлька (ей на завтрак кроме овсянки досталось полкруга ливерной колбасы, прихваченной мной ещё из Москвы), запрыгнула в заднюю дверцу и калачиком свернулась на сиденье. Я сделал, было, попытку подстелить кусок брезента, но И. О. О. отмахнулся — ерунда, сам сажусь в машину после того, как посидел на бревне или пеньке; доджевский мотор утробно заурчал и мы тронулись.

Поездка не заняло много времени. Грунтовка — довольно приличная, без обычной в таких случаев глубокой колеи, накатанной многими поколениями грузовиков и тракторов) сперва тянулась по полям засеянным то ли люцерной, то ли горохом (ну не разбираюсь я в этих сельских тонкостях!); из-за зубчатой кромки леса то здесь, то там торчали ослепительно-белые мачты ветряков, и ветер со стороны Онеги неторопливо вращал их гигантские ослепительно белые лопасти. Поле Сельскохозяйственные угодья тем временем закончились; дорога нырнула в редкий сосняк и долго петляла между крошечными озерками и взлобьями, сложенными из огромных серых валунов, принесённых сюда в допотопные времена ледниками. Спустя примерно полчаса И. О. О. свернул с грунтовки на просеку — тоже неплохо укатанную колёсами машин, — и я увидел над деревьями огромную, раза в два больше обычных, опору ЛЭП. Проржавевшая сверху до низу — во всяком случае, в той части, что я мог видеть, — со свисающими плетями проводов, поросших даже на такой высоте какой-то зеленью. Я собрался спросить, зачем тут воткнули эдакое чудовище, но не успел — И. О. О. ткнул пальцем вправо, где на фоне бледно-голубого карельского неба, вырисовавалась верхняя половина огромного, тоже рыжего от ржавчины, железного бублика.

— Почти приехали. — сообщил он. — Сейчас будет поворот направо, а там ещё пара минут, и мы на месте. Машину придётся оставить, ну да не беда, там рукой подать. Тропинка, правда, заросла, тут мало кто бывает — ну да ничего, доберёмся как-нибудь, там всего метров триста…

УАЗик качнуло на колдобине, и я едва не приложился головой о дверку. Сзади коротко взвякнула Бэйли — собака, не ожидавшая такой подставы, кубарем скатилась с сиденья и шумно копошилась, пытаясь вскарабкаться обратно. И. О. О. затормозил, сдал немного назад; машина, съехав с просеки, свернула на едва заметную тропку, и покатилась по ней, раздвигая бампером жиденькие кусты малины.

[1] Реально существующая и в бумаге и в электронном виде книга — П. Курков, «История Галактики».

[2] Имеется в виду роман «Заповедник гоблинов»

VI

— Раньше здесь был леспромхоз, — говорил И. О. О. — лесопилка, хоздвор, посёлок на три десятков домов — ну и вот это, правление и Дом Культуры под одной крышей. В начале шестидесятых леспромхоз закрыли, люди разъехались — а на месте посёлка и лесопилки несколько лет спустя, кажется, в семидесятом, развернули объект, значащийся в документах Проекта как «Лаборатория 91». Посёлок и прилегающую к нему территорию объявили режимными, обнесли колючей проволокой, поставили вышки. Словом, всё как обычно в нашем благословенном отечестве…

Здание было двухэтажным, с плоской крышей, обшарпанным, в четыре окна по фасаду — типичный образчик довоенной провинциальной архитектуры.