Егерь Императрицы. Граница - Андрей Владимирович Булычев Страница 35

Постоялый двор вонял дегтем, кислыми щами и вареной требухой. Из местного трактира слышались выкрики, а сбоку от входа лежал мужик и громко храпел. По совету опытного путешественника, одетого в добротную штатскую одежду, отошли от почтовой станции на пару сотен шагов и, расспросив встречных, направились к тому дому, где принимали на постой. Было в нем гораздо спокойнее и чище. Хозяева не ломили цену и накормили всех сытной едой.

— Вот тут, значит, мы и будем пока квартироваться, — решил Алексей.

Три последующих дня у него ушли на выяснение судьбы Карпыча. Побывал он у военного коменданта, в местном военном госпитале, в инвалидной команде и в губернской канцелярии. Все было тщетно. Списанного от военной службы младшего сержанта Зубова ни в одних списках этих учреждений не было. И он уже совсем было отчаялся, когда из серого здания губернского правления вышел худенький пожилой дяденька и, шмыгнув носом, обратился к нему тихим и каким-то бесцветным голосом:

— Вам так важно знать, где может быть ваш человек, так, господин капитан? — и после утвердительного ответа Егорова развел руками. — Вы уж не гневайтесь, милостивый сударь, но с этой войной, а особенно после заключения недавнего мира, ведь столько народа через наш город проследовало. Все столы у нас тут бумагами завалены. Разрешите представиться — Смыкин, коллежский регистратор. Вы когда к нам в губернскую канцелярию заходили, я еще у окна в пакеты исходящие губернские реляции раскладывал.

Алексей присмотрелся к чиновнику и утвердительно кивнул головой.

— Капитан Егоров, отдельная особая рота главного квартирмейстерства Первой Дунайской армии. Мне очень важно найти этого человека. У меня и выписка по нему есть, я ее вашему старшему показывал.

— Да-да, я слышал, — кивнул Смыкин. — Но вы же понимаете, это как иголку в стогу сена искать, — и он горько вздохнул.

Алексей внимательно пригляделся к нему — чиновник самого низшего ранга, видно, что еле-еле сводит концы с концами. На ногах стоптанные башмаки, на худом теле чиненый во многих местах старый кафтан.

Тот под пристальным взглядом офицера смешался и, сбиваясь, забормотал:

— Вы только не подумайте, я ведь от чистого сердца, чтобы только вам помочь. Вижу, человек заслуженный, за своего солдатика радеете и хлопочите. А у меня ведь семья — три дочери на выданье и жена хворая.

— Как вас зовут, уважаемый? — прервал его монолог Егоров.

— Иван Андреевич, к вашим услугам, Смыкин, — и он несколько раз подобострастно поклонился.

— Иван Андреевич, я буду вам очень, очень признателен, если вы мне сможете помочь в таком деле. Иван Андреевич, повторяюсь — о-очень признателен! — Алексей особенно выделил последние два слова. — Я прекрасно понимаю, что это вызовет у вас особые хлопоты и, возможно, даже какие-то траты, ведь искать придется не только в вашем ведомстве. Но вы такой опытный человек и, наверное, всех, кто занимается документооборотом в городе, знаете. Сколько вам нужно, чтобы вы могли мне помочь, а я вас по достоинству смог бы отблагодарить?

Тот подумал и, вздохнув, произнес:

— Рублей пять или шесть, учитывая такое муторное дело. Но для такого хорошего человека, как вы, я весьма расстараюсь и даже за пять, полагаю, что смогу все сделать.

— Иван Андреевич, дорогой, — Лешка достал кошель из внутреннего кармана своей егерской шинели, — вот вам три рубля задатка для начала работы, — и он вложил серебряные кругляши в протянутую ладонь. — Найдите мне его, и я вам дам к этим трем еще семь. Десять рублей — это, согласитесь, большие деньги, и они будут ваши. Вы только помогите мне. Я буду вас ждать на Малой Садовой в доме Бахмутовых, это недалеко от почтового постоялого двора.

Через два дня хозяйка того дома, где встали на постой егеря, попросила выйти господина капитана к калитке. У нее Алексея ожидал господин Смыкин собственной персоной.

— Очень муторное задание вы мне задали, молодой человек, — покачал тот головой. — Но я все нашел, не извольте волноваться, — и он достал из рукава чуть помятый листок бумаги. — Отставной унтер-офицер в чине младшего сержанта Зубов Иван Карпович, поступивший в военный госпиталь Киева и списанный от строевой военной службы по случаю увечья, направлен в декабре месяце двадцать восьмого числа в Черниговскую инвалидную команду, приписанную к гарнизонной роте господина поручика Лядова Александра Васильевича. Вот вам выписка из журнала убытия, — и он протянул лист Алексею.

— Ну, Иван Андреевич, ну, дорогой ты мой! — не сумев сдержать эмоций, Лешка стиснул худенькое тело коллежского регистратора. — Вот ваши семь рублей! Я искренне вас благодарю!

Через пять дней грязная дорожная кибитка въехала в Чернигов. Город в этом времени был пока что небольшим, с населением всего-то около шести тысяч человек, и найти инвалидную команду в нем большого труда не составило.

Возле покосившейся караульной будки и лежащей поперек дороги полосатой жердины на въезде стояли два пожилых солдатика. Они были в старых, штопаных мундирах и при древних фузеях, видавших еще Нарву или Полтаву. На вопрос же путников, как им можно найти инвалидов, они дали весьма пространные пояснения:

— Вон туды пойдете, ваши благородия. Там по левую сторону от главной площади спуск в сторону реки будет. Они рядом с нашей гарнизонной ротой в своей казарме живут, а к нам как бы только лишь приданы. Да у них там свой унтер Игнат на командовании. Ох и шибко злой ведь он человек. Забижает он бедолаг тех калечных.

— Разберемся! — кивнул Лешка. — Спасибо, братцы. Легкой вам службы!

— Спасибо, вашбродь, и вам удачи! — кивнули седые ветераны.

— Архип, я тебе целый двугривенный дам, ты нас только дождись, — попросил кучера Егоров. — Мы всего там часик будем, а потом к тебе выйдем.

— Ну а чаво бы не подождать хороших людей, — почесал тот под шапкой густую шевелюру. — Только вы уж не сильно там долго, барин, а то с меня ведь за опоздание почтовый смотритель спросит. Как раз тот двугривенный и уйдет на то, чтобы от него откупиться.

На небольшом утоптанном плацу возле нескольких серых строений копошилось несколько фигур в рваной одежке. Трое доходяг на корячках выдергивали траву на обочине, а четверка покрепче облепила бревно и, следуя за ними, постукивала им о землю, приминая. Еще трое шли следом и мели длинными вениками. За всем этим, стоя спиной к егерям, приглядывал здоровенный и красномордый унтер.

— Чаво корень пропустил, зараза! Я кому только что сказал, выкапывай глубже!

Бам! Широкая,