Приказано поступать по совести - Сергей Елисеев Страница 33

властей своей страны. Ему хотелось действовать, хотелось что-то изменить. Местные власти из раза в раз безжалостно вытирали об него ноги, плевали ему в душу и всячески показывали ему, что место его в стойле, а сам он никто и звать его никак. А душа его болела. Болела потому, что даже тогда, когда ему давали глоток воздуха и позволяли подставить лицо под ветер свободы, делали это на самом деле для того, чтобы он сделал правильный выбор. Естественно, правильный потому, что был выгоден местным управленцам, договаривавшимся с европейцами о цене суверенитета. Цене, измерявшейся в долларах и золотых слитках.

И каждый раз, когда власти принимали очередной антинародный законопроект или заключали новый невыгодный стране унизительный договор на внешнеполитическом треке, люди вновь собирались и пели русские песни. Из-за гонений и русофобии, как для молдаван, так и для русских людей со всего света, русская музыка стала песней свободы, песней восстания против сложившегося мирового порядка.

Но подобные мирные протесты никогда не происходили без весомых поводов. Значит и сейчас произошло что-то, что спровоцировало очередной концерт.

- Слышь, мужик! - возгласил я, хлопнув по плечу ближайшего ко мне мужчину - А что вообще произошло? По какому поводу концерт?

- В танке что ли живёшь? - буркнул он - Не слышал, что наши заявили?

- Нет, а что? - непонимающе спросил я.

- В связи с нарастающей напряжённостью в стране, Молдова и США подписывают договор о взаимной обороне. На случай вторжения России в нестабильный регион. Четыре часа назад заявили. Сволочи.

- Взаимная оборона! - воскликнула женщина, стоявшая справа от меня - Они думают, мы забыли, что произошло с Москвой? У меня там вся семья погибла! Так что хрен им!

Дальше действовать будем мы...

Женщина всё продолжала говорить, однако я её уже не слышал. Кровь стучала в висках, а внутри меня вскипала ненависть. Ненависть к так называемым лидерам, что вновь наплевали на свой собственный народ. Создав иллюзию следования народным чаяниям и настроениям, новое правительство, сформированное из военных министров и политиков социалистического блока, лишь зарабатывало очки рейтинга у населения. И всё для того, чтобы вновь сдать страну. Сдать её тем, против кого и восстали почти два года назад. А всё лишь потому, что деньги и власть всегда идут вразрез с совестью и честью. Стоит вкусить сладкий вкус денег, как человечность тут же уходит на второй план.

- Пойдём... - не своим голосом сказал я Полине.

Она лишь молча последовала за мной, поняв, что произошло нечто, ставшее для меня потрясением.

А я просто шёл прочь от центральной площади. Прочь от сотен, нет, тысяч людей, прочь от музыкантов и прочь от песен, эхом сотен голосов разносившихся по городу.

***

- Что случилось? - спросила Полина, взглянув на меня с сожалением и непониманием.

Мы стояли на набережной у озера в тусклом свете уличных фонарей, а вокруг не были ни единой души. Только мы, озеро и густой лес, словно стена, окруживший водоём. Со стороны воды дул холодный ветерок.

Я встал, облокотившись на перила и смотрел на тёмно-синий круг озера, по которому то и дело проходила зыбь. Наверняка ещё пару часов назад здесь жизнь била ключом, но сейчас тут не было никого кроме нас двоих.

- Нас предали, Полина. - обречённо сказал я.

- Не поняла.

- Они сдали нас американцам. Сдали без боя, решили, что легче и выгоднее будет просто забыть. Забыть всё, что произошло за последние четыре года. Мы же Славяне! Те десятки миллионов погибших - мы же с ними одной крови! Американцы разыграли этот кровавый спектакль! А что же наша страна? Как всегда взяла и пришла к ним на поклон?

Полина молчала. Ну конечно, едва ли девочка голубых кровей понимала, о чём я говорю. Алкоголь, тусовки и круглые суммы на банковских картах - наверняка очень хорошая таблетка от памяти.

- Что ты смотришь на меня, как на отсталую? Думаешь тупая совсем, не понимаю ничего?! - неожиданно для меня воскликнула Полина.

Признаться честно, я аж опешил от такого напора.

- У меня мама в Питере погибла. Думаешь наверное, что мне насрать на происходящее? Что мне только клубы, да деньги?

- Прости...я не знал... - прошептал я, опустив взгляд.

Полина же смягчилась, ярость в глазах сменилась печалью.

- Ты меня прости. Не нужно мне было на тебя срываться. Просто...

По-видимому, девушка хотела поделиться чем-то сокровенным для неё. Чем-то, что раньше она не могла или не хотела никому рассказывать.

- Я сталкиваюсь с этим каждый день. Сталкиваюсь с трусостью, с предательством. Из-за американцев мама погибла! А отец улыбается им, жмёт им руку. И всё ради того, чтобы ещё пару нулей прибавилось на его банковском счету. Нулей, насквозь пропитанных кровью и слезами невинных людей.

Я опешил от такой откровенности со стороны Полины. Я был первый, кому она рассказала об этом, ибо пока она говорила, по щекам её текли слёзы.

- Вся моя жизнь, весь мой достаток, - дрожащим голосом сказала Полина, - всё это построено на черепах! На страданиях и крови тех, кто этого не заслужил! Почему? Почему так, Андрей?!

Полина разрыдалась. Теперь мне всё стало ясно. Надменность и высокомерие были лишь маской, за которой скрывались душевная боль и обида. Обида за судьбы миллионов людей, на которые наплевал её отец, дабы обеспечить себе и своей дочери безбедную жизнь.

Я заключил девушку в свои объятия. Не знаю, сколько мы так стояли. Она плакала мне в плечо, а я прижимал её к себе, поглаживая по голове. Вот так вот в жизни случается. Буквально два дня назад я был для неё хулиганом из подворотни. Она же мне виделась не более, чем очередной представительницей золотой молодёжи. А уже сегодня я единственный, с кем она смогла поделиться своими страданиями. Поделиться тем, о чём никто даже догадываться не мог, глядя на неё.

- Пойдём домой. - прошептал я ей на ухо.

- Идём. - согласилась девушка и я разомкнул объятия, позволив ей выйти.

Мы обогнули озеро по дуге, не встречая по пути ни одного человека.

- Мне холодно. - вдруг сказала Полина, жалобно посмотрев на меня.

Я окинул её взглядом. Всё, что было на ней поверх платья - лёгкая кожаная куртка. Изо рта у девушки шёл пар, а губы