Все против всех - Герман Иванович Романов Страница 33

венца отказался, ибо в нем тоже по женской линии та же кровь течет. Просто хитер князь, знал, что не проживет долго, отведав кубок вина с «приправой» особенной, от которой три дня страдают, как от немощи, но все же умирают. «Царя Симеона» и травить нужды не было. Сыновья его давно померли, а потому старика можно в Соловецкий монастырь упрятать — там сам сгинет от холода и стужи, в каменной келье.

Он очистил себе дорогу к трону, устроив убийство первого «Димитрия Ивановича», с согласия Боярской Думы его выкрикнули царем, а он боярам «крестоцеловальную запись» сделал, что не будет лишать их живота и имущества по собственной воле, без согласия других бояр. Ведь все помнили об опричнине и ужасах казней царя Иоанна, которого за то даже нарекли «Грозным», и сразу потребовали гарантий, что подобного с ними не повторится. И Василий их дал, и крест целовал прилюдно, и грамоту подписал — куда ему было деваться, сообщники необходимы были, чтобы москвичей унять, если что не так пойдет. Но не знал тогда, что новый «Дмитрий Иванович» появится, а он так всем ненавистен станет, что к самозванцу перебегать начнут, внимания обращать не станут, что тот очевидный «подменыш».

Да и зачем, если «тушинский вор» их боярскими шапками жалует, и тех, кого в Боярскую Думу на порог никогда не пускали, у него в ней заседают. И патриарх у него свой появился — митрополит Филарет, в миру боярин Федор Никитич Романов, сам царского венца домогавшийся, но борьбу с Бориской Годуновым проигравший. Москва в блокаде, люди голодать начали, и во всем его, а не «вора» обвиняют. Города отказываются власть признавать, и уже начали на сторону самозванца переходить.

Непрочно царство стало, трон зашатался!

А тут новая напасть, гораздо серьезнее — наследник Старицких появился — «государем» себя объявил, пусть пока своего удела, что из царской вотчины отобрал. И тут это признавать надобно, и возвращать удел тому полностью — против грамот царских, законных самодержцев, что до тебя правили, не попрешь. Либо не признавать, объявить князя Ивана Владимировича самозванцем, предать анафеме, благо патриарх Гермоген от Шуйских зависит, и многим им обязан, и войско на Дмитров двинуть. Вот только нет полков под рукою надежных, от Лжедмитрия и так еле отбиваются. И князья с боярами побежали, только не в Тушино, а к Старицкому, на службу напрашиваться. Одно хорошо, что из Тушино тоже бегство пошло — самозванец даже заставы выставил, чтобы таких перебежчиков ловить…

— Что делать будем, брате?

— Полюбовно договориться с Иваном Владимировичем нужно, иначе без войска останемся — все дурному примеру князей Одоевских последуют — а они ему братья по матери, кровь родная. Их тоже удела Иоанн Васильевич лишил. Так что возвернуть все надо, и с добавкой изрядной…

— Да тут волостей не напасешься — Старицкому семь градов вместо четырех отдай, Одоевским их княжество!

— Отдай, брате, но те города, что власть самозванца признали, — улыбка Дмитрия стала гримасой, — и пусть они сцепятся меж собой. И в удел отдай все великое княжество Тверское, как царь Иоанн Симеону Бекбулатовичу в свое время пожаловал. Грамоту о том отпиши, с пожеланиями братскими, и о том, что хочешь обиды его загладить — возьмет из рук твоих княжество, власть твою этим полностью признает.

— А ежели не примет, он же все получить может?

— Патриарха направь с увещеванием, а я в его «поезд» своих людишек дам. Выпьет что-то на пиру, али где, и нечаянно помрет — и удивляться нечему, все люди смертные. А еще отпиши в грамотке, что тяготишься венцом царским, и пусть Земской Собор за вас двоих решает, кому царем на Руси быть. К тому времени мы возможность отыщем, а до того вдвоем самозванца живо прищучим. Но Москва за тобой, а Старицкий тут гостем будет, вот и поднесет ему кто кубок с «винишком».

Василий Иванович поежился, глядя на брата, и памятуя, что жена того, дочь самого Малюты Скуратова, а после убийства сестры совсем осатанела от злости и зависти…

Поместная конница была отличным феодальным войском времен объединения Руси, благо вооружение и выучка соответствовала противнику — татарам, ляхам, казакам. Тут были победы, случались и поражения. Но Смута показала, что европейские наемники с мушкетами и пушками, «крылатые гусары» на крупных конях, использующие таранный удар копьями, безжалостно бьют дворянское ополчение. Но осознание этого шло полвека, пока при втором Романове не прибегли к паллиативу…

Глава 36

— Ни хрена себе удел получается, еще месяц-другой, и самозванцу с царем Василием ничего не останется, окромя Тушино и самой Москвы. Как бы они в альянс не вошли меж собою, тогда совсем интересно в русской истории получится. Да еще польский король Сигизмунд со своим сыном Владиславом в «игру» пока не вмешался — а то привезут меня в железной клетке в Варшаву на потеху католикам. Вот будет номер!

И хотя Иван попробовал усмехнуться, но шутка вышла невеселой. Он знал историю Смуты по школьной программе, там было написано про нее на удивление маловато. А тут на ходу приходится учиться и делать выводы. А они невеселые — пока ясно, что в Смуте постоянно дрались две стороны. Вначале первый Лжедмитрий, тот, что не Гришка Отрепьев (этого забулдыгу расстригу пол-Москвы в харю богомерзкую знало), а хрен знает кто, с Борисом Годуновым схлестнулись. Причем, боярство на службу самозванца явно не переходило, но при этом «выборному царю» гадило как могло. И выжидало, чем противостояние окончится. Расчет простой — кто бы не победил, тот все равно ослабнет, а там можно свои условия победителю навязать. И дождалось — Борис умирает от апоплексического удара, самозванцу живо присягают и расправляются с «годуновцами», что-то воли в Москве стали брать много «худородные» дворяне.

«Дмитрий Иванович» вступил в Москву победителем, не зная, что уже проиграл. Есть такие вот «победы», из разряда тех, что «пирровыми» называются. Иноземец, да хоть ты трижды сын Ивана Грозного, но должен соблюдать каноны православия, и жениться на православной, а не на католической еретичке. И ляхов полчище в Первопрестольную не заводить, на их копьях власть в Москве не удержишь.

Вот и все — теперь он был обречен, и хотя раскрыл заговор, но помиловал Шуйских. Но даже если бы казнил, то отстрочил бы свою смерть лишь на время. Боярская Дума выдвинула бы другого кандидата на власть, а тот бы «царя-батюшку» угомонил бы с его реформами. А защитить некому — большая часть служилого дворянства «годуновцами» оказалась, потому Борис царство и взял. А убив сына и вдовую царицу, расправившись с родственниками, и обесчестив царевну, о чем в Москве разговоры шли,