Крестовый поход - Дмитрий Шереметьев Страница 32

Александра заинтересовал этот юноша, и он даже решился подойти и обратиться к нему.

— Здравствуйте. Простите, с моей стороны не будет слишком наглым поинтересоваться, чем вас развеселили эти люди?

— О, вы знаете, я каждое утро после службы получаю истинное наслаждение от созерцания глупцов.

— Глупцов?

— Конечно, а разве вам самому не кажется глупым заботиться о том, что бы попасть в рай и тратить на это вполне земное серебро?

— Думаю серебро, которое они отдают за свечи, иконы и прочие необходимые им для спасения души вещи, лишь выражают то, что именно является для них наиболее ценным.

— Дерево и воск? — усмехнулся юноша.

— Господь, Богоматерь и все святые. Они копят своё богатство там, где считают наиболее надёжным его хранить — на Небесах — не поддался Александр.

— Ни Бога, ни благосклонность Святых не купить за деньги. — покачал головой парень- А уж посмертие в нашем мире для всех будет одинаковым, сколько бы монет они ни опустили в монастырскую казну и как бы их не зарыли на кладбище, в дубовом ли гробу или простой мешковине, каждого съедят черви.

— Это не попытка купить чью-то благосклонность, а жертва на храм. Эти люди просто так отдают Богу Богово.

Юноша покачал с сомнением головой.

— Вы уверены в своих словах? Возможно, вы лично считаете и понимаете, что, отдавая деньги в храме и получая взамен распятье, вы покупаете не Христа, а лишь совершаете милостыню, вы, я вижу учёный человек и, кажется, священнослужитель? Язычники же развешивают ленточки, оставляют чашу со снедью за печкой, ставят молоко в мыльне, но я вам гарантирую, что также поступают и эти добрые христиане. И здесь они тоже просто исполняют некий языческий обряд. Я отдам что-то монастырю, а взамен получу что-то от Господа. Воздаяние делающему вменяется по долгу, а не делающему вера его вменяется в праведность — немного неточно процитировал юноша послание Римлянам.

В этот раз Александр не спешил с ответом. Он и сам наблюдал несколько раз у местных христиан языческие обычаи, да и в бытность своей алтарнической жизни в далёком будущем наблюдал полное непонимание смысла покупки свечей или написания записочек за упокой и за здравие близких. Причём не только у людей, случайно оказавшихся в стенах церкви, но и у воцерковленных и исправно посещающих службы. Казалось, у каждого есть какой-то свой Бог, с которым он надеялся договориться, ожидая не милости, а возврата долга.

— А имеет ли это значение? — наконец вздохнул он — В конце концов, даже если у них и есть желания, чаянья, надежды на помощь Всевышнего, то нет ничего плохого в том, что они надеются на то, что этому поможет их трата в храме. В результате это реализация их ожиданий, а что же не есть вера, как уверенность в невидимом, как в видимом и в желаемом и ожидаемом, как в настоящем?

— Браво! — похлопал в ладоши юноша. — Это самое понятное объяснение веры, которое я слышал. Пожалуй, тут мне нечего возразить.

— Не моё, я лишь читал такое толкование на слова апостола — не стал приписывать Александр себе определение из написанного лишь спустя много веков катехизиса Филарета Московского, знаемого наизусть любому семинаристу.

— И тем не менее вы поразили меня в самое сердце, лишив радости насмехаться над окружающими и спустив моё самомнение с купола храма на камни площади. За такие гадости я привык платить не менее, чем кувшином вина!

— Признаться, и вы доставили мне немалое удовольствие, а потому я приму вашу оплату — улыбнулся монах.

— Что же, так идёмте сейчас же!

Но здесь Элезару с Александром приблизился храмовый служка и сообщил, что их готовы принять и ожидают в саду. Извинившись и договорившись встретиться с юношей вечером, они отбыли к епископу.

Под довольно широким навесом за столом с постными, но довольно разнообразными блюдами их встретил уже достаточно пожилой человек. Тонзура его была окружена редкими седыми волосами, взгляд был полон усталости, но всё ещё внимателен и остр.

Оба путника приблизились с поклоном, затем приложились к предложенной для поцелуя руке и представились.

— Чего же вы хотели от меня, дети мои?

Элезар изложил уже стандартную их историю о посланцах епископа и перешёл к просьбе.

— Отче, для нашей миссии нас снабдили достаточной суммой, достаточно у нас было и собственных. Однако в дне пути отсюда мы встретили торговца иудея, который перевозил в том числе рабов с Востока, из земель славян, и мы посчитали богоугодным делом выкупить у него несколько христиан, попавших в плен к язычникам и затем проданных ему в Польше. Денег у нас осталось совсем немного. Могли бы мы взять для нашей богоугодной миссии заём в 2 тыс. пфеннингов.

Епископ Вихо поднял на него свои почти серые глаза и пристально взглянул.

— Могу ли я быть уверенным в возврате и чем ты можешь поручиться в этом, сын мой?

— Отче, я не могу точно сказать, когда мы вернёмся в эти места из Святой Земли, но в том, что мы вернёмся не позднее чем через три года может послужить залогом не только верность моего слова, но и земля моего отца в Хайтебю. И…Вы знали его. Мой отец, священник Пётр служил в этих землях перед своим подвижничеством в земли славян на севере. Насколько мне известно, по его рассказам вы оба были помощниками казначея в монастыре Святого Мартина.

— О! А я всё смотрю на тебя и думаю, где же я видел твоё лицо? — сразу же очень тепло улыбнулся ординарий. — С твоим батюшкой мы в молодости выпили немало монастырского пива, сваренными искусными монахами нашей обители. Он писал мне о тебе… Что же…. Господь заповедал: «Просящему у тебя дай, и от хотящего занять у тебя не отвращайся»… Епископство может занять тебе две с половиной тысячи пфеннингов.

Элезар благодарно склонил голову и снова приложился к руке епископа, благословившего его.

— А сейчас сядь со мной, отобедай, вместе со своим другом и расскажи о своём отце.

— Батюшка умер, отче — печально сказал Элезар, а затем присоединился к трапезе и поведал о последнем времени земной жизни отца.

После трапезы обоих проводили в церковному казначею, который отсчитал им две с половиной тысячи пфеннингов и составил закладную на имущество Элезара. Пятьсот из полученных тут же были записаны Элезаром в качестве пожертвования епископству, поэтому на руки они получили запрошенные