Я – Товарищ Сталин 2 - Андрей Цуцаев Страница 30

Испания, 10 октября 1935 года, пылала, как факел. Мадрид, с его широкими бульварами и шумными площадями, был на грани взрыва. Пласа-Майор гудела: торговцы в потёртых пиджаках выкрикивали цены на оливки, хамон, корзины с инжиром и гранатами, их голоса тонули в звоне трамваев, ржании мулов и криках газетчиков, размахивающих свежими выпусками. Улицы, вымощенные булыжником, вились меж домов с облупившейся штукатуркой, где кованые балконы, увитые геранью и плющом, колыхались на ветру. Таверны, с деревянными столами, потемневшими от времени, и азулежу, изображавшими корриду, пахли красным вином, жареной рыбой, оливковым маслом и табаком. Гитаристы пели фламенко, их аккорды дрожали, как предчувствие беды, но их голоса заглушали слухи о путче. Фалангисты, в тёмных рубашках и с холодными глазами, собирались в переулках, их разговор был полон угроз, а руки сжимали ножи и винтовки.

Вечером 10 октября фалангисты, ведомые Диего Лопесом, начали путч. В Мадриде они атаковали штаб PCE на улице Алькала, в Наварре захватили склады с продовольствием, в Севилье подожгли типографию коммунистов. Улицы Мадрида заполнил шум: повсюду были крики, звон разбитых стёкол, выстрелы из винтовок, треск горящих баррикад. Коммунисты, в рабочих куртках и кепках, отбивались кирпичами, палками, кулаками, но фалангисты стреляли без промаха. На мостовой Алькала лежали тела: семь коммунистов, их кровь текла по булыжникам, смешиваясь с дождевой водой, их глаза застыли в гневе и страхе. Женщины кричали, уводя детей, мужчины тащили раненых в переулки. В Севилье дым от пожара типографии поднимался над городом, окрашивая небо в багровый цвет, а запах гари чувствовался повсюду.

Виктор Рябинин, был в Мадриде, в отеле «Риц», добывая списки фалангистов. Ночью он пробрался на улицу Алькала, где фалангисты окружили штаб PCE. Рябинин, укрывшись за перевёрнутой телегой, подслушал Лопеса, кричавшего своим людям:

— Убейте всех! PCE не должно выжить! Санхурхо ждёт победы к утру!

Коммунист Хуан Гарсия, с кровью на лице, кричал, размахивая кулаком:

— Фашисты! Испания не ваша! Мы будем сражаться до последнего!

Рябинин заметил, как фалангист, Мануэль Перес, целится в Гарсию из винтовки. Рябинин бросился вперёд, сбив Переса с ног, его кулак врезался в челюсть фалангиста. Выстрел ушёл в воздух, пуля пробила вывеску таверны. Но другой фалангист, Хосе Рамирес, худощавый, с горящими гневом глазами, ударил Рябинина прикладом в висок. Кровь хлынула, заливая щеку, Рябинин упал на булыжники, его зрение помутнело. Улица гудела: коммунисты кидали камни и бутылки, фалангисты стреляли, их пули рикошетили от стен. Женщина в чёрном платке кричала, уводя ребёнка, чьи босые ноги скользили по мокрой мостовой. Рябинин, придя в себя, дополз до переулка, где Кармен Руис, схватила его за руку, её глаза были полны слёз:

— Пьер, ты жив? Они убили семерых наших! Хуан мёртв!

Рябинин, задыхался, кровь текла по щеке, его голос был хриплым:

— Еле ушёл. Лопес ведёт путч. Где Рауль?

Кармен, дрожащими пальцами, дала ему свёрток с бумагами:

— Рауль в безопасном месте, с PCE, в таверне «Эль Корсо». Вот списки фалангистов — тут имена в Севилье, Наварре, их планы на 12 октября. А теперь, Пьер, беги, они ищут тебя!

Рябинин, стиснул зубы, его рука сжала свёрток:

— Кармен, уезжайте с Раулем из Мадрида. Я остановлю Лопеса. Ты знаешь, где он будет?

— Лопес будет в таверне «Эль Соль» через час. Но там его люди, Пьер.

Рябинин, вытер кровь:

— Я найду его. Уходи.

Рябинин, укрывшись в таверне «Эль Корсо», перевязал рану куском ткани, оторванным от рубашки. Гитарист в углу пел фламенко, но его голос тонул в криках с улицы, где фалангисты разбивали окна. Рябинин отправил шифровку: «Путч начался: Мадрид, Наварра, Севилья. Семь коммунистов мертвы. Лопес в Мадриде, списки добыты».

В Севилье фалангист Антонио Рамирес, поджёг типографию PCE. Огонь лизал деревянные балки, дым поднимался к небу. Коммунистка Лола Мендес, пыталась спасти печатные станки, но пуля попала ей в плечо. Она упала, крича:

— Антонио, ты предал Испанию!

Рамирес ухмыльнулся:

— Коммунисты — это сорняки. Фаланга очистит Испанию.

Рябинин, покинув таверну, заметил погоню: два фалангиста, Перес и Рамирес, бежали за ним по переулку. Он свернул к Пласа-Майор, где толпа торговцев кричала, а кони ржали, пугаясь выстрелов. Пуля пролетела мимо, задев стену, осколки кирпича посыпались на мостовую. Рябинин, споткнувшись о корзину с апельсинами, упал, но вскочил, нырнув в толпу. Фалангисты потеряли его в толпе, их крики растворились в гуле площади. Рябинин, задыхаясь, укрылся в подворотне, где старуха в чёрном платке торговала каштанами. Он отправил вторую шифровку: «Еле ушёл. Лопес в „Эль Соль“. Путч усиливается».

В Наварре фалангисты захватили склады, где хранились мешки с зерном и бочки с вином. Коммунист Пабло Ортега, пытался отбиться, но был застрелен. Его тело лежало у ворот, кровь текла по земле, а его жена, Мария Ортега, кричала, сжимая его руку:

— Пабло, нет! Фалангисты, будьте вы прокляты!

15 октября 1935 года война в Абиссинии пылала, как адское пламя. У Аксумского ущелья, где песок осыпался под ногами, итальянские войска под командованием генерала Эмилио Де Боно шли в наступление.

Рядовой Джузеппе Ломбарди, шел с винтовкой на плече, его сердце колотилось от страха:

— Лука, они используют газ. Я видел канистры у палатки Бьянки. Мы убийцы, Лука!

Лука Мартино махнул рукой:

— Джузеппе, молчи. Если не мы, то они. Нам надо победить, иначе нас всех перебьют.

Антонио Риццо задыхался от жары:

— Газ? Я не хочу умирать, кашляя кровью, как Пьетро в Адве!

Капитан Марио Бьянки, кричал:

— Ломбарди, Риццо, вперёд! Аксум наш! Пулемёты на скалы!

Абиссинские воины, ведомые вождём Оромо Кебеде, заняли ущелье. Их лагерь, у подножия скал, был окружён хижинами с соломенными крышами, где женщины пекли лепёшки на глиняных очагах, а дети прятались за матерями, их глаза были полны страха. Воины сжимали винтовки, их лица были суровыми. Кебеде собрал воинов на поляне:

— Алем, Тесфай, итальянцы идут травить нас газом! Держите скалы!

Алем, поправляя противогаз, ответил:

— Кебеде, мы выстоим. Но у нас нехватка гранат.

Тесфай, сжимая винтовку, сказал:

— Нас меньше, но тут наша земля. Нам некуда отступать.

Бой начался на рассвете, когда солнце окрасило скалы в багровый цвет. Итальянцы выпустили газ: жёлто-зелёное облако поползло по ущелью, его едкий запах разъедал глаза и горло, даже сквозь противогазы. Абиссинцы, кашляя, открыли огонь из винтовок, их пули рикошетили от скал, крики тонули в грохоте пулемётов. Итальянские танки, скрипя гусеницами,