Варяг II - Иван Ладыгин Страница 3

— Я предлагаю отправить посольство. С хлебом и… лекарством. — Я сделал акцент на последнем слове. — Я знаю средства, что могут облегчить страдания, подобные болезни ярла Ульрика. Давайте предложим им не ярмо, а руку помощи. Поможем ярлу, заручимся поддержкой народа, а потом предложим его сыновьям вассальный договор под защитой Буяна. Их земли станут нашим щитом, а не камнем преткновения. Это выгоднее и долговечнее грабежа.

Совет старейшин раскололся. Одни кивали, другие качали головами. Среди бондов тоже начался ропот. Сигурд побагровел. Бьёрн выслушал обе стороны, его лицо по-прежнему оставалось непроницаемым.

— Это дело серьезное и не терпит спешки, — произнес он наконец. — Я выслушал обе стороны. Тинг откладывается до полудня. Я должен обдумать оба пути.

Решение было мудрым, но оно давало Сигурду время подготовиться для атаки на мою репутацию. Я это чувствовал.

Когда тинг возобновился, Сигурд первым вышел вперед. Его презрение сменилось холодной и опасной деловитостью. Он заговорил о Законе.

— Конунг! Старейшины! — громыхнул он. — Мы говорим об Альфборге, но забываем об угрозе внутри наших собственных стен! Об угрозе нашим устоям!

Он повернулся и указал на меня пальцем, словно копьем.

— Этот человек, Рюрик, своим плугом и своей мельницей, своими новыми методами нарушает древний уклад! Он сбивает цены на зерно и железо, лишая моих людей и меня- законного ярла — законного дохода! Он ворует! Но ворует не скот, не серебро! Он ворует благополучие, данное нам богами и предками! Его новшества — это скрытая кража! Они сеют раздор и зависть среди бондов! Одни богатеют, другие нищают! Он разъедает основу нашего общества изнутри!

Я мысленно ему поаплодировал. Это был гениальный ход. Он апеллировал к самому темному и консервативному — к страху перед переменами, к зависти, к букве древнего закона, который не предусматривал «повышения эффективности».

— Но я не требую крови! — продолжал Сигурд, обращаясь к старейшинам. — Я требую Закона! Объявите его фригридом! А все его имущество, все эти его «чудесные» постройки, конфискуйте в счет упущенной выгоды и возмещения ущерба моему уделу и моим людям!

Тишина кольнула затылок. Объявить вне закона — значило, что любой мог безнаказанно убить меня и забрать мои земли. Это была смертная казнь, одетая в тогу справедливости.

Понятное дело, я не стал молчать. Доводов в свою защиту у меня было предостаточно. Я вышел в круг. Внутри все кипело, но я заставил себя дышать ровно.

— Сигурд говорит о законном доходе, — начал я, и мой голос прозвучал на удивление ясно. — Хорошо. Давайте говорить о законном. — Я сделал знак Эйвинду. Тот вынес и поставил перед старейшинами глиняный кувшин. Я опрокинул его. На землю посыпались десятки глиняных бирок — моих учетных записей. — Вот свидетельства. Расписки. Подсчеты. Я платил Сигурду дань. Какую? В три, в пять раз превышающую обычный оброк! Я платил, потому что закон обязывает бонда платить ярлу! Я платил, хоть это и было грабежом!

Я поднял одну из бирок.

— Чтобы выжить и заплатить такую дань, мне пришлось стать изворотливее. Да. Но не это главное! — Я повысил голос, обращаясь уже ко всем собравшимся. — Моя мельница мелет муку не только для меня! Моя кузница ковала топоры и ножи для половины бондов, которые здесь стоят! Я делился зерном с голодающими, когда Сигурд выбивал из них последнее! Дешевый хлеб и крепкое железо — это не колдовство! Это щит против голодной зимы и меч против Харальда!

Я повернулся к Сигурду и прямо указал на него.

— А он… он готов оставить вас слабыми! Готов проиграть будущую войну только ради того, чтобы его амбары ломились от добра, которое он отнял у вас! Он обвиняет меня в предательстве устоев? Нет! Это он предает ваши интересы! Предает Буян! Ради своей жадности!

Мое смелое и беспрецедентное обвинение повисло в воздухе…

Наступила пауза. И первым нарушил ее толстый, раскрасневшийся бонд Йормунд. Он, тяжело дыша, выкатился вперед.

— Это правда! — прохрипел он. — Рюрик спас моего сына от лихорадки, когда все знахари отказались! И зерно мне в долг дал, когда мои поля вымерзли! А Сигурд прислал сборщиков дани на следующий же день!

За ним вышел Торгрим, могучий кузнец. Он молча положил на камень тинга два топора. Один — старый, с кривым обухом и щербатым лезвием. Другой — новый, откованный в моей кузнице, с ровным, острым лезвием и удобной рукоятью.

— Сила — в голове, — хмуро произнес он, указывая на новый топор. — Этот рубит лучше и держит заточку дольше. Наши воины должны быть вооружены лучшим. Я голосую за того, кто дает лучшее железо!

Но главный удар нанес старый Ингвар. Он медленно, опираясь на посох, вышел к камню. Его глаза были устремлены на Бьёрна и старейшин.

— Мои земли на севере, — начал он, и его старческий голос, тихий и хриплый, заставил всех прислушаться. — Волки там голодны, а люди — суровы. Мы платим дань не для того, чтобы нас грабили. Мы платим за защиту. Сигурд говорит о порядке. А я спрашиваю: где был его порядок, когда шайка разбойников с материка вырезала хутор моего брата? Мы ждали помощи месяц! А этот… Рюрик… — он кивнул в мою сторону, — не будучи мне ничем обязанным, посмотрел на рану моего сына. Не требуя ничего взамен. Я голосую не за нового человека. Я голосую за тот порядок, где умеют не только брать, но и давать. Где сила — в умных руках, а не в тяжелом кулаке.

Его слова били не в бровь, а в глаз.

Астрид, как женщина, не могла говорить на тинге. Но она стояла рядом с женой Бьёрна на краю площади. И когда наступила следующая напряженная пауза, она громко, ясно и с достоинством, обращаясь к Ингвильд, но так, что слышно было всем вокруг, сказала:

— Мудрая хозяйка всегда отличает зерно от плевел. И ценит того, кто приносит в дом хлеб, а не ссоры.

Ингвильд, важная и невозмутимая, повернула голову к ней, а затем одобрительно положила свою руку поверх руки Астрид. Это было молчаливое, но мощнейшее благословение. Женское мнение, мнение хранительницы очага, прозвучало громче любого мужского крика. Оно показывало, на чьей стороне симпатии не только племянницы конунга, но и его жены.

Спустя какое-то время Бьёрн поднялся с места.

— Я понимаю основную причину вашего конфликта, друзья… Она кроется не в зерне или железе. Тут кое-что другое… — конунг стрельнул добрым взглядом в сторону Астрид. — Но, заслушав все стороны, я принял решение, — его голос был тяжел, как мельничный жернов. — Я не собираюсь сейчас разбрасываться верными людьми.