Зимняя бегония. Том 2 - Шуй Жу Тянь-Эр Страница 3

всецело завладела им, он потратил немало усилий, чтобы вопреки нынешней моде поставить полные версии «Пионовой беседки» [9] и «Западного флигеля» [10], которые шли несколько дней подряд. Хотя куньцюй всегда пользовалась успехом среди элиты, образованные приятели Шан Сижуя, смыслящие в искусстве, встретили эти постановки горячими протестами. Все же тогда духу времени больше всего соответствовала цзинцзюй [11], она и была самой популярной, а все прочие виды театра казались лишь ее жалкой свитой. По счастью, на постановках Шан Сижуя свободных мест не было, а иначе управляющий традиционного театра сорвал бы свой гнев на нем. После того как Хоу Юйкуй увидел Шан Сижуя в резиденции князя Аня, он начал уделять ему пристальное внимание. Услышав, что Шан Сижуй совсем позабыл пекинскую оперу и теперь исполняет куньцюй, он забеспокоился и изо дня в день звал Шан Сижуя к себе в усадьбу. Шан Сижуй, польщенный столь неожиданной милостью, надел новую кофту китайского кроя и отправился внимать наставлениям. Многие полагали, что Лао Хоу собрался передать ему свои знания, совсем как когда-то Нин Цзюлан, вдохнувший в Шан Сижуя частичку своего таланта, дарованного небожителями. На деле же Шан Сижуй выучился у Хоу Юйкуя лишь правильно прокаливать опиум для курения, да еще старик вел с ним непринужденные беседы о неофициальной истории «грушевого сада», показывая, как исполнять ту или иную роль. Так все и шло, пока однажды, когда Шан Сижуй прощался, Хоу Юйкуй не стерпел и сказал:

– Пой хорошенько, не разрывайся, а то упустишь свое!

Шан Сижуй с поклоном принял его наставление.

Когда дело касалось людей, которым Шан Сижуй поклонялся, нрав его менялся необычайно: он становился благочестивым, будто последователь Будды, отбрасывал прежнее безрассудство и несговорчивость вперемешку с упрямством. Взять хотя бы Хоу Юйкуя: если кто другой сказал бы Шан Сижую подобную фразу, когда он, охваченный воодушевлением, исполняет новое, он непременно бы ответил:

– Пекинская опера – это театр, и опера куньцюй тоже театр, с какой стати исполнение куньцюй означает проявление непостоянства? Что я пою, тебя вовсе не касается!

Однако от Хоу Юйкуя он смиренно принимал наставления. То же самое касалось и Юань Сяоди. Чэн Фэнтай с легкой руки согласился устроить им встречу, но стоило им распрощаться, как он тут же позабыл о своем обещании. Однако Шан Сижуй все помнил, но ничего не говорил Чэн Фэнтаю, с трудом сдерживая расстройство и нетерпение. Вот таким упрямцем был Шан Сижуй.

Как-то раз за обедом, когда на столе стояли лишь вчерашний куриный бульон с китайской капустой да тушеный соевый творог в соусе, совершенно безвкусные, Шан Сижуй взбаламутился и принялся докучать Чэн Фэнтаю:

– И где мой Юань Сяоди? Ты ведь обещал!

Чэн Фэнтай отложил палочки и, прищурившись, взглянул на него:

– А чего это ты зовешь его своим? Он ведь больше не выступает, как это он мог стать твоим?

Шан Сижуй не поддержал эту тему, а продолжил шумно требовать встречи с Юань Сяоди. Чэн Фэнтай, сделав вид, что вовсе не забыл об обещании, невозмутимо проговорил:

– Он в последнее время очень занят, я условился с ним, через день-другой должны увидеться. Давай-ка выберем место с хунаньской кухней [12]! А ты поразмысли пока, о чем будешь с ним беседовать при встрече.

Шан Сижуй поднялся, выудил из горшочка куриную ножку, голыми руками растрепал ее на части и принялся есть, обмакивая мясо в соевый соус, всем своим видом напоминая деревенского разбойника.

– Я совсем не знаю, о чем с ним говорить, пожалуй, и вовсе говорить не буду.

Чэн Фэнтай нахмурился и сказал, едва не смеясь сквозь слезы:

– Ты бы сперва изменил манеры за столом. Юань-лаобань – человек благовоспитанный, так ты его до смерти напугаешь.

Шан Сижуй отер рот тыльной стороной ладони.

– Разве я могу есть так на людях? Шан-лаобань тоже человек благовоспитанный.

Чэн Фэнтай, разумеется, нисколечко ему не поверил.

В день встречи благовоспитанный Шан-лаобань явился со складным веером в руках, на нем был серо-синий шелковый халат. Жил он просто, и все его украшения в обычные дни – капля масла, втертая в волосы, новая одежда да красивый веер. Однако благодаря очаровательной наружности ему стоило слегка принарядиться, чтобы тут же засиять особой чистотой и изяществом, он точь-в-точь походил на стеклянную статуэтку.

Когда они пришли в ресторан, Юань Сяоди уже ждал их за столом. Вовсе не потому, что они опоздали, это Юань Сяоди пришел пораньше. Он сидел с чинным видом, попивая чай, – истинный коммерсант, руководствующийся конфуцианским этикетом.

Юань Сяоди был из тех актеров, что поднялись с самых низов, он уже привык к гонениям, и оттого, что был выходцем из актерского сословия, зачастую принижал себя. Ему неважно было, какой головокружительный успех поджидал его, с людьми он всегда оставался скромен и осмотрителен. И даже сейчас, когда он ушел в торговлю, его нрав так ему и не изменил. Доходило до того, что из-за его чрезмерной скромности и предупредительности он казался холодным и неприступным. Став старше, Юань Сяоди покинул театр и открыл собственную шелковую лавку. Чэн Фэнтай доставлял ему шелк высшего качества, который Юань Сяоди продавал супругам и барышням, некогда слушавшим его выступления, товар его был превосходным, тщательно отобранным, и дело шло хорошо. Иногда покупатели приглашали его на банкеты или же звали сыграть в карты, время от времени упрашивая продемонстрировать голос. Всякий раз на Юань Сяоди накатывала грусть, ему казалось, что до конца жизни звание актера не оставит его.

Когда Шан Сижуй завидел Юань Сяоди, ноги его словно приросли к полу. Чэн Фэнтай толкнул его в спину, заставляя сесть, а сам учтиво приветствовал Юань Сяоди. Юань Сяоди сразу же приметил Шан Сижуя, ведь их, людей, выступающих в театре, отличает особая выправка: в сравнении с обычными людьми они двигаются грациознее, манера держаться у них живая и свободная, совсем как плывущие облака над текущей водой. Что бы они ни делали, выглядят так, будто играют на сцене, взмахивая струящимися рукавами или изящно складывая пальцы, из толпы их выделяет блеск в глазах.

Юань Сяоди, наблюдая за Шан Сижуем, спросил с легкой улыбкой:

– А это что за господин?

Чэн Фэнтай взглянул на Шан Сижуя:

– А это мой… дружок Тянь Саньсинь, любит слушать оперу. Все время доставал меня вопросом, когда сможет вас увидеть, вот я захватил его с собой сегодня. Вы уж не обижайтесь! – Чэн Фэнтай с легкой руки разобрал имя Шан Сижуя на части, придумав ему новое. Шан Сижую тут же стало неловко, что