Шайтан Иван 6 - Эдуард Тен Страница 29

Император вёл пространную беседу с цесаревичем, Бенкендорфом и Дубельтом, обсуждая Кавказский вопрос. Николай выслушал подробный доклад Дубельта обо всех делах, прошедших через Военно-судебное установление под начальством Велибина. Особо доложили о деле полковника графа Иванова-Васильева: обвинение в торговле оружием, продаже его врагам империи и хищении казённых денег из фонда. В совокупности — государственная измена. Дело направлено в Главный военный суд для окончательного рассмотрения и вынесения приговора. Графу вручено предписание об обязательной явке в суд к пятому декабря.

— Но ныне уже двенадцатое января. Суд уже состоялся, Александр Христофорович? — удивился государь.

— Никак нет, ваше величество. Я приостановил производство по сему делу впредь до вашего особого распоряжения.

— Что ж, согласен. Так что по поводу его государственной измены?

— Оружие действительно было закуплено графом Ивановым-Васильевым: сто семьдесят восемь ружейных стволов и восемьдесят шесть пистолетов, переданных для вооружения сторонников Хайбулы. Также ему было отпущено две тысячи рублей серебром. Три тысячи израсходованы на покупку ружей и пистолетов для вооружения и снаряжения трёх вновь сформированных пластунских сотен батальона. Остальные сорок тысяч похищены по подложным документам. О сем подлоге имеются признательные показания полковника Кудасова, начальника финансового отделения Казачьего войска. Деньги похищены по распоряжению начальника финансового отдела Кавказского корпуса, статского советника Анукина Ф. П., который также арестован и подлежит этапированию в Петербург. Обер-интендант Смолин И. С. ныне находится в Петербурге.

Дверь кабинета отворилась, и на пороге возник, адъютант императора полковник Лоренц.

— Ваше императорское величество, — отчеканил он, — граф Нессельроде, министр иностранных дел, и Его Превосходительство сэр Генри Баркли, посол Великобритании, умоляют о немедленном приеме по делу величайшей важности.

Государь откинулся на спинку кресла.

— Пригласи, — прозвучал усталый вздох.

В кабинет ступили двое. Нессельроде, тщедушный и невзрачный, казалось, готов был провалиться сквозь паркет от смущения. Английский посол, граф Баркли, напротив, входил с поднятой головой, его осанистая фигура излучала холодное негодование, а лицо было омрачено глубокой досадой.

— Ваше величество, — заговорил первым Нессельроде, едва слышно, — Его превосходительство сэр Генри Баркли просит вручить вашему величеству ноту чрезвычайного содержания.

Полковник Лоренц принял из рук посла кожаную папку с королевским гербом и положил её перед императором. Николай I развернул документ. Нессельроде и Баркли замерли по стойке «смирно» в стороне от стола. Остальные молча стояли по бокам стола По мере чтения царственные брови государя медленно поползли к границе волос, а на обычно непроницаемом лице явственно отразилось изумление.

— Граф Баркли, — голос императора был спокоен, но в нём слышалась сталь, — неужели вы полагаете, что сие происшествие достойно высочайшего внимания императора Всероссийского?

— Без малейшего сомнения, ваше императорское величество! — парировал посол, и его голос зазвенел от не сдерживаемого гнева. — Двух джентльменов, подданных Её Величества, оскорбили самым подлым образом! Их избили, словно последних негодяев, на глазах у сброда! И совершил это — кто? Ваш казак! Ваш казак, государь! Публично, посреди грязной черни! Я обязан потребовать немедленных публичных извинений, беспощадного наказания виновного главаря и полного возмещения ущерба за разграбленное имущество!

Посол выпалил это на родном языке, багровея от ярости, его пальцы судорожно сжимали перчатки. Секретарь посольства, бледный как полотно, переводил тихим, дрожащим голосом, украдкой следя за лицом государя, на котором гнев сменял удивление, а тонкие губы сжались в тугую ниточку.

Вдруг император откинулся на спинку кресла и громко рассмеялся. Все присутствующие с недоумением уставились на него. Государь, вдоволь насмеявшись, наконец смог выговорить:

— Ну, каналья! Ну сукин сын этот Иванов! Помнится, Александр Христофорович, в прошлом докладе вы изволили упомянуть, что во время боя с отрядом Султана пластуны полковника захватили в плен двух англичан. Передали их подполковнику Шувалову, по чьему приказу их доставили в Петербург. Не припоминаю, что с ними стало дальше. Уж не эти ли джентльмены выражают протест?

— Так точно, ваше императорское величество, инцидент имел место, — уточнил Бенкендорф. — После допроса их препроводили в английское посольство.

— Так что же натворил этот… господин казак? — усмехнулся Николай.

— Он приказал выпороть их, спустив штаны, при всём скоплении этой… шайки, — доложил Бенкендорф с трудом сдерживаясь.

Император вновь рассмеялся.

Возмущенный посол не выдержал:

— Что смешного находит ваше величество в этом беззаконии, творящемся вашими подданными?

Император, с трудом уняв смех, лишь махнул рукой:

— Многое отдал бы, дабы узреть сиё действо лично!

Бенкендорф, Дубельт и Александр стояли, потупив взоры, стараясь скрыть улыбки. Они явно расслабились, видя, как испортившееся было настроение государя сменилось весельем.

— Ваше императорское величество, — тихо вставил Нессельроде, — но подобное обращение с иностранными подданными действительно недопустимо. Что скажет Европа? Что подумают в Англии?

Лицо Николая внезапно потемнело.

— Спросите лучше у господина посла, чем занимались в стане наших врагов подданные Её Величества! Да ещё и сопротивление оказали при задержании! И к вашему сведению, господин посол, этот, как вы изволили выразиться, «грязный главарь шайки» — полковник граф Иванов-Васильев, командир казачьего батальона, охраняющего границы Российской империи! И да, будьте уверены, он будет наказан — за то, что столь мягко обошёлся с лицами, участвовавшими в набеге на мирные селения с целью грабежа и захвата пленных для продажи в Турцию! Я ясно выразился, граф?

Император сделал паузу, затем смягчил тон:

— Хотя… Я могу предоставить оскорбленным джентльменам возможность излить негодование в честном поединке холодным оружием. Повод для их гнева ныне пребывает в Петербурге. Я запрещаю дуэли в империи, но, поскольку задета честь иностранных подданных, из особой милости, разрешаю сей поединок.

На посла было жалко смотреть: он то краснел, то бледнел, обильно покрываясь потом.

— Я… я не уверен… Это не входит в мои полномочия… Подобного… в моей практике не было…

— Ну что вы, сэр Генри! — вступил в разговор Александр после едва заметного кивка отца. — А как же рыцарские традиции? Турниры за честь дамы, короны, наконец? Или ваши дворяне разучились держать шпагу?

Вопрос наследника был поставлен так, что отказ означал бы трусость.

— Нет! Наши дворяне всегда готовы постоять за честь Англии! — выпрямился Баркли. — Но я не уполномочен принимать вызов за них. Я немедленно передам ваше… предложение.

— Поспешите, граф, — тонко поддел Александр, — а то мы решим, что вы струсили, и что аристократия Великой Британии… измельчала.

Пыхтящий от злости сэр Генри Баркли выскочил из кабинета.

Император обратился к Нессельроде, и его голос стал ледяным:

— Вам же, Карл Васильевич, я