Кубинец - Алексей Викторович Вязовский Страница 28

Педро поднялся и подошёл к окну, затянутому тяжёлыми шторами. Он осторожно отодвинул край, прислушался, а затем вернулся к креслу.

— Слушай, Луис, — начал он, глядя мне прямо в глаза. — Водить машину умеешь?

Я кивнул. В своей «прошлой жизни» я научился водить полуторку, была возможность. И попрактиковаться пришлось.

— Умею, сеньор. Но прав у меня нет.

Он усмехнулся.

— Да у половины кубинских водителей нет. Нужна твоя помощь. Мы надеялись на Люсию, но раз она не может… Надо будет кое-что отвезти из одного места в другое.

Он подошёл к календарю, висящему на стене, обвёл пальцем дату.

— Приходи сюда через неделю. Вечером. В восемь.

Я нахмурился.

— Зачем мне это, сеньор? Я… я просто помощник аптекаря.

Педро покачал головой.

— Ты теперь не просто помощник. Ты, парень, можешь стать частью чего-то большего. Нам срочно нужна помощь. Люсия… она выбыла из строя. Ты же видел. Помоги нам — мы поможем тебе.

— Кто мы? — спросил я, и моё сердце забилось быстрее. Я уже предчувствовал ответ.

— Мы — Движение 26 Июля, — торжественно произнес дон Педро. — Наша задача — свергнуть предательский режим Батисты (1)

Мои глаза невольно скользнули по комнате. В доме началась какая-то суета. Я увидел, как в соседней комнате, служившей, кажется, спальней, двое крепких парней начали копаться в ящике. Послышался металлический лязг, такой знакомый по войне. Оружие.

— Среди нас есть разные силы, — продолжал тем временем дон Педро, не обращая внимание на парней. — Но все мы едины в одном — Куба должна быть свободной от тирании и американского господства. Нас поддерживают во всём мире! Они знают, что мы делаем правое дело!

Он подошёл к небольшой книжной полке, вытащил откуда-то из-за корешков книг тонкую, потрёпанную брошюру. Протянул её мне.

— На, посмотри пока, — сказал он. — Это о нас. Но… — его голос понизился до шёпота, — ни в коем случае не выноси её за пределы дома. Если поймают с ней — попадешь в BRACO. Понял?

Я кивнул, взял брошюру. Обложка была напечатана на дешёвой бумаге, с неярким, но чётким изображением крестьянина с мачете, рубящего сахарный тростник, и рабочего, заносящего молот над наковальней. Над ними, на фоне восходящего солнца, возвышалась пятиконечная звезда. Текст напечатан крупным шрифтом. Я начал читать.

«Народ Кубы! Сколько ещё мы будем терпеть угнетение? Сколько ещё будем голодать, пока кучка паразитов жирует на наших землях? Батиста и его приспешники продали нашу Родину американским капиталистам! Они превратили Кубу в публичный дом для янки, в плантацию, где каждый из нас — раб!».

Обычная революционная агитка. Одни лозунги, ничего конкретного. Землю крестьянам, фабрики рабочим, всем старикам пенсия, а детям — образование. Такая литература мало чем отличается в разных местах. Все призывают бороться с эксплуататорами за счастливое будущее. Хорошие слова, только к чему они приведут?

— «Свобода Кубе! — эти слова были напечатаны самым крупным шрифтом. — Долой кровавый режим Батисты! Долой диктатуру! Да здравствует народная власть, власть трудящихся!».

— «Наши руки — наша сила! — было напечатано внизу страницы. — Объединяйтесь, братья и сёстры! Вместе мы свергнем тиранов! Куба для кубинцев!».

В детстве я застал революцию. Такое не забудешь. Власти менялись с неимоверной скоростью. Белые, красные, французы, бандиты… Из последних особенно запомнился атаман Григорьев. И все обещали навести порядок, надо только подождать немного, сейчас, только с врагами справятся, и сразу жизнь лучше станет. А пока — реквизиции, конфискации, продразверстка, карточки, обесценивающиеся на глазах деньги. Ну и заложники, расстрелы и прочие «развлечения». Потом, конечно, всё наладилось, я вот смог выучиться, завести семью, работу хорошую. Если бы не советская власть, вряд ли такие возможности появились. Но понял, что никакой власти простой человек не нужен — расходный материал. Топливо для костра, на котором «варится» политика.

Но сейчас… Похоже, Батиста держится за ускользающую власть изо всех сил, посиневшими пальцами. Потому что сотрудники BRACO и их методы похожи на действия оккупантов. А вот этого добра я тоже хлебнул вдосталь, и нравится мне такое еще меньше революции. Думаю, с этими ребятами можно попробовать раздобыть деньжат на мою задумку.

Я посмотрел на дона Педро, который молча ждал моей реакции. Пожал плечами, как бы говоря, что всё это для меня не новость.

— Хорошо, — сказал я, стараясь, чтобы голос звучал спокойно. — Я приду и помогу. Только автомобиль… Неплохо бы попробовать заранее. А то сядешь за руль, а окажется — там что-то не так.

Дон Педро кивнул, и на его лице мелькнула довольная улыбка.

(1) О движении 26 Июля. Названо оно в честь неудачного штурма казарм Монкада в городе Сантьяго-де-Куба, который произошёл 26 июля 1953 года. Этот штурм, который возглавил Фидель Кастро, считается началом вооружённой борьбы против режима Батисты и символом кубинской революции. Знали о нём на Кубе примерно все, так что дон Педро объяснять это Луису не станет. В СССР, кстати, движение до самой победы революции считали мелкобуржуазной шелупонью и помогать не стремились.

Глава 11

Из магазина готовой одежды я вышел порядком нагруженный. Две пары брюк, три рубахи-гуаяберы, бельё, майки и спортивные трусы. А потом еще в обувном добавил: кеды и сандалии. К дому Альвареса я подходил порядком запыхавшись и мокрый от пота. Рубашку срочно стирать, пока не от меня не начало нести аммиаком.

Сбегал к Люсии, отнес ей записочку от дона Педро и пирожные, купленные по дороге. Матушка её даже в ладоши хлопнула от умиления.

Но меня больше интересовало другое. Я устроил коллеге настоящий допрос: стоит ли доверять толстяку, не подведет ли он? Люсия божилась, что дон Педро — очень надежный товарищ, она его не первый год знает, и на него можно положиться как на себя. Это меня немного успокоило, хотя я вдруг вспомнил анекдот, когда на сходку собрались пять революционеров, и в департамент полиции после неё поступило столько же рапортов от агентов. Да и Евно Азеф до конца был на хорошем счету.

Я отправился на тренировку по боксу в обычное время. Надо наращивать мышцы и продолжать учиться драться. И останавливаться не хотелось.

Вечерняя Гавана жила своей обычной жизнью. Шторм остался в прошлом. Воздух был насыщен влагой, пахло нагретой землёй, мокрыми пальмовыми листьями и цветами, пробивавшимися сквозь вездесущий запах моря. Я шел по