Революция - Виктор Сергеевич Мишин Страница 26

– Дом мой, крайний к реке, как малинник пройдешь, сразу увидишь. Надумаешь – приходи, всегда приму. – Мария уже выпрыгнула из лодки, а меня Настасья придержала.

– Ты одна живёшь? – решился всё же спросить я.

– Почто одна? – даже удивилась, вскинув брови женщина. – Детки у меня малые, мальчик Петрусь и дочка Любаша. Малые они.

– А батька их?

– Похоронную уже два года как получила, – опустила глаза Настасья, – даже деньги получала от царя, а теперь… Что там, в Петрограде, не знаешь ли?

– Плохо все, Настасья, очень плохо. Грядут гиблые годы, запасай еды впрок, худо будет. Милость твою я запомню, обещать не стану, потому что никогда не нарушаю слово, но, если получится, буду очень рад зайти к тебе.

– Хотя бы не врешь, уже хорошо, – грустно покачала головой Настасья. – Девочка твоя?

– Убили её родителей, саму едва не снасильничали, избили крепко, я сегодня первый раз за два месяца услышал её смех. Не смог я пройти мимо и не помочь, я за неё в ответе.

– Дело хорошее. Надумаешь, приходите, будет мне как дочь, ничем не обижу.

Вот же люди…

– Плохой я сосед, Настасья, – тяжко выдохнул я.

– Что так? Увечный, что ли? На вид непохоже, вон справный какой, а руки как железные, белье чуть не досуха выжал! Так и это не беда, если ж калечный, всё вместе-то легче будет.

– Не телом я калечный, Настасья, хотя и ему досталось, душу искалечил знатно. Плохой я человек, грешный.

– Будешь справно жить, отмолишь, Господь всемилостив!

О как!

– Не поминай лихом, настанет день – свидимся. – И быстро поцеловав Настасью в щеку, я вышел из лодки и начал подниматься на высокий берег не оборачиваясь. Марийка куда-то спряталась, надо догонять.

– А что ты плохого совершил? – Блин, вот же диверсант малолетний! Спряталась, детство у неё в одном месте.

– Подслушивать старших нехорошо! – строго и поучительно заявил я выбравшейся из кустов Маше.

– Я не подслушивала, вы громко говорили…

– Забудь. Я на войне был, и ничего хорошего там не было.

– Ты людей убивал, дядь Коля?

– Нет, Марийка, я убивал врагов.

– А тех, что меня и маменьку с папенькой, ты ведь тоже… Я видела, хоть и плохо мне было.

– Они – враги. Среди своих тоже такие бывают, и они ещё хуже, чем те, чужие, что на войне, ибо от своих не ждёшь такой подлости.

– А я думаю, что не грешник ты, а ангел… Тебя ко мне родители направили, чтобы ты мне помог!

– Может, ты и права, только я не помню, как с небес спускался, – отшутился я. – Если только рухнул, как камень, и не заметил этого.

Вещей у нас было мало, к этому времени наше путешествие продолжалось уже много дней, и мы прилично так израсходовали наши припасы, надо срочно об этом думать. Почему не принял предложение Настасьи? Да потому, что дурак. Потому, что едва останусь с ней один на один, забуду обо всём. А я не хочу, забывать не хочу.

В ближайшем селе мы купили немного еды и расспросили местных жителей о том, что происходит в округе. Удалось узнать и о той деревне, в которой я намеревался остановиться. Сведения были скудными, но удалось за сущие гроши нанять телегу, и довольно пожилой старичок согласился подвезти нас немного. По сути, нам тут пешком километров десять осталось, но что-то уже усталость накатила, хотелось прилечь и часиков восемь поспать как следует.

Что я делаю? Куда иду, да ещё и деваху малую за собой тащу? Сейчас да, лето в самом разгаре, а что потом? Ведь придёт осень, а за тем и зима. Здесь, в наших пенатах не как на северах, конечно, но всё же зимы бывают довольно холодными, а мы в начале двадцатого века. Тепло здесь – хорошая печь и крепкий дом. Еда – что вырастишь, то и будешь есть. Готов ли к этому я? Врать себе последнее дело. Нет, не готов, но собираюсь это превозмочь.

– Всё, служивый, звиняй, далее не повезу, да вам тут и немного осталось, идите так, чтобы солнце в левый глаз било, аккурат куда надо и придёте.

– Спасибо, отец, держи, – я протянул старику бумажку, все равно скоро этим деньгам конец, а так, может, успеет ещё что-то нужное купить. Самому же мне надо бы в город выбраться. Много чего требуется, да и просто узнать обстановку хочется, хоть и рискованное это дело.

Дошли мы весело и быстро. Деревня оказалась именно такой, как я и предполагал. Шесть дворов, из них пара явно неухоженных, узнаем, как и что, да и займём, я думаю. Постучались во все, обходя одну за другой все стоявшие хибарки. Справлялись о ночлеге, безоговорочно все, кто открыл двери, отправляли нас в один и тот же дом, к старушке, что жила одна. К ней мы и постучали в последнюю очередь.

– Здравствуйте, бабушка, не приютите ли путников?

Открыла нам двери бодрая такая старушенция, маленькая, сухая как доска, но с горящими глазами. Красивый вязаный платок покрывал её седую голову, глаза большие, смотрят строго и внимательно.

– Что ж, не на улице же вас оставлять, да ещё с дитём. – Хорош ребёнок, четырнадцать годков, взрослая уже, по местным меркам. – Проходите, вот только угостить почти нечем…

– Ну, с этим, я думаю, как-нибудь разберёмся, кое-что с собой принесли, издалече топаем.

Время было уже к вечеру, солнце скоро совсем упадёт за лес на противоположном берегу. Бабуся поставила самовар, приготовив какие-то травки, но я выложил перед ней мешочек с чаем. Он тоже не весть какой хороший, но и не солома. Горсть конфет и несколько кусочков сахара привели бабулю в восторг.

– Ты, служивый, баню-то затопить смогёшь? А то мне самой-то уже тяжко.

– Так вы, бабуля, только покажите, где и что, все сделаю сам. Помыться было бы неплохо, у нас даже мыло есть, фабричное!

– Ишь вы какие удалые, по такому случаю и я бы попарилась как следует. Может ли дочка мне помочь, уж тебя-то просить негоже?

– Конечно, бабушка, я помогу, – произнёсла Маша, а сама, я вижу, сомневается. Ничего, справится. Она же сама давно за собой следит, не мне же её мыть, взрослая уже.

Баня оказалось почти исправной, пришлось только помыть в ней всё, кадушки, лавку, да и полы, всё веселее стало. Бабуля была в