Зимняя бегония. Том 2 - Шуй Жу Тянь-Эр Страница 25

– Ты не пойдешь со мной?

Чэн Фэнтай похлопал его по плечу и с легкой улыбкой проговорил:

– Мне нужно идти вперед и удостовериться, что император… – в новой пьесе Шан Сижуй играл императора, – …что император под защитой своих подданных!

Шан Сижуй радостно рассмеялся и вслед за Сяо Лай отправился в отдельную гримерку для актеров главных ролей.

Глава 11

Гримерка для ведущих актеров только так называлась, на деле же под нее приспособили каморку с окном, эдакий «карман» [56], отгороженный от главной уборной, и ни в какое сравнение с условиями большого театра «Цинфэн» она не шла. Шан Сижуй и Сяо Лай, болтая и перешучиваясь, с треском распахнули двери и вошли внутрь. Подняв взгляд, к своему изумлению они увидели, что Юань Сяоди, одной рукой держа Юй Цин за подбородок, кистью подводил ей брови, на лице его было ласковое и в то же время жалостливое выражение. Юй Цин же, запрокинув голову с закрытыми глазами, была одета лишь в серебристо-голубоватую рубашку. Внезапное появление Шан Сижуя с Сяо Лай застало их врасплох.

Сяо Лай уже привыкла следить за порядком в огромной труппе «Шуйюнь», да в «грушевом саду» слышала и видела она немало, а потому мигом захлопнула дверь. Засова на ней не было, и ей ничего не оставалось, кроме как привалиться к двери спиной, чтобы никто больше не смог ворваться внутрь. Тем самым обстановка в гримерке стала еще напряженнее, словно этих двоих голышом застали в постели.

Юань Сяоди так и застыл с поднятой в руке кистью, продолжи он подводить Юй Цин брови, это выглядело бы бесстыже; однако опустить руку и бросить кисть – значило признать, что совесть у него нечиста, дать повод для пересудов, и он растерянно выдавил:

– Шан-лаобань, приветствую вас.

Тут неожиданно смутился Шан Сижуй, опустив голову, он принялся разглядывать паркет, словно ему неловко наблюдать такую неоднозначную сцену между мужчиной и женщиной. Юань Сяоди зарделся вслед за ним. Сяо Лай подумала уже, не следует ли ей открыть дверь и отыскать для Юань-лаобаня предлог, чтобы тот скорее удалился.

– Юань-лаобань, – стыдливо начал Шан Сижуй, – вы пришли сегодня, а мне и не сообщили. Я оставил бы для вас хорошее место.

Прежде он, не без помощи Чэн Фэнтая, отобедал с Юань Сяоди за одним столом, правда, назвавшись выдуманным именем – Тянь Саньсинь, а затем на одном из собраний общества «Грушевого сада» Юань Сяоди столкнулся с ним и все же разоблачил его истинную личность. Вот почему при следующих встречах Шан Сижуя грызла совесть, как какого-то мошенника. Отсюда и происходило его смущение. Увидев, как Юань Сяоди подводит Юй Цин брови, он не подумал даже ни о чем романтическом. В его представлении они с Юань Сяоди были людьми разных поколений, да еще и талантливыми, а такие должны держаться друг друга. Юань Сяоди и Юй Цин – одаренные актеры, так что наверняка без умолку болтали об опере.

Договорив, Шан Сижуй взглянул на кисть в руке Юань Сяоди, а затем с завистью посмотрел на Юй Цин. За эти дни, проведенные подле Шан Сижуя, Юй Цин успела хорошо его изучить и почти всегда могла предугадать ход его мыслей. Шан Сижуй и в самом деле был человеком простым, другие видели его насквозь, сердце у него было словно хрустальное, душа открытая и честная. Он всегда говорил и действовал откровенно, сама простота и наивность. Никогда его мысли не шли в дурном направлении, он не надумывал многого. Завидев выражение его лица, Юй Цин тут же догадалась, что у него на уме. Вот почему она решительно улыбнулась великодушной улыбкой, вскинув голову, бросила взгляд на Юань Сяоди и легонько кивнула, давая понять, что он может продолжать гримировать ее, а сама сказала:

– Говорят, у Юань-лаобаня получаются самые красивые брови, сегодня я насилу его поймала и привела сюда. Прошу, Юань-лаобань, из уважения ко мне, нарисуйте брови и Шан-лаобаню, вы согласны? Наш Шан-лаобань сегодня выступает в амплуа шэна [57], играет самого императора! – Юй Цин провела несколько дней в труппе «Шуйюнь», и когда произнесла имя Шан-лаобаня, то сделала это в той же манере, что и дети из труппы.

Шан Сижуй был так счастлив, что едва не начал пускать пузыри, тут же принялся повторять: «Хорошо, хорошо!» Он боялся, как бы Юань Сяоди не передумал. Охваченный беспредельным восторгом, он нанес основу грима, надел повязку на голову и вытянул шею в ожидании Юань Сяоди. Ему всегда казалось, что брови, нарисованные Юань Сяоди для цзиньшэнов [58], самые изящные. Юань Сяоди, завидев воодушевление Шан Сижуя, мало-помалу начал осознавать, что тот вовсе не притворяется невежественным, чтобы снять с них вину, а и в самом деле невежественен, по-настоящему простодушный человек. Неясно было, откуда взялись слухи о романтических похождениях Шан Сижуя. Невольно улыбнувшись, он все же расслабился и спокойно подвел брови Юй Цин, послав ей подбадривающий взгляд. Затем он снова окунул кисть в краску и с улыбкой обратился к Шан Сижую:

– Шан-лаобань, вы уж заждались. Какие брови вы хотите? Обычно у императоров брови должны быть под стать их величественному и гордому облику.

Шан Сижуй ответил с улыбкой:

– Этому императору подобное ни к чему. Этот император никудышный. Юй Цин играет мою наложницу, а вы нарисовали ей брови Ду Линян, тогда уж мне подведите брови как у Лю Мэнмэя!

Всего одна фраза взволновала сердца Юй Цин и Юань Сяоди, взгляды их пересеклись, а затем они в спешке отвели взор.

Чэн Фэнтай осматривал солдат, которых одолжил у своего зятя. Молодые парни выстроились вдоль стен театра, каждый стоял, выпрямившись по струнке, рукоятки винтовок они уперли в землю, а штыки начистили так, что те блестели, и весь их вид внушал ужас. Зрители в зале, должно быть, догадались, что это солдаты командующего Цао, во всем Бэйпине именно он считался самым упрямым и высокомерным. Куда бы он ни отправлялся, всегда брал с собой комендантское отделение в качестве пышной свиты, да и его солдаты считались самыми бравыми и крепкими, рослыми и крупными. Командующий Цао наверняка придет поддержать своего любимого Шан-лаобаня на его спектакле, это было бы вполне логично. Зрители внизу хоть и думали, что командующий