Курсант Сенька - Дмитрий Ангор Страница 21

— Мать с отцом и младший брат Ванька, — пробурчал Лёха, глядя куда-то в сторону.

— У меня только мать да девушка, — улыбнулся Овечкин, не отрываясь от глажки. — Машей зовут. Мы с ней в одной школе учились, она сейчас в медицинский поступила.

— Фото есть? — тут же оживился Пашка, подавшись вперёд.

— А как же, — кивнул Коля и, оставив утюг, метнулся к тумбочке.

Мы все невольно прильнули к снимку — оттуда на нас глядела юная девушка в берете, с двумя длинными косами и комсомольским значком на кофточке. Не сказать, чтобы красавица — самая обычная внешность, но улыбка добрая, открытая. Симпатичная, одним словом.

— Красивая, — произнёс я вслух, и остальные согласно закивали.

— Да, — довольно улыбнулся Овечкин и бережно убрал фото.

А потом вдруг как закричит…

— Гимнастёрку! Я гимнастёрку подпалил! — он одним движением выдернул вилку из розетки. — Как я теперь завтра на утреннее построение пойду? Мне же Гуров потом за испорченное обмундирование не просто по шее даст, а сразу на гауптвахту отправит!

— Может, как-то закрасить? — пригляделся к подпаленному месту Пашка, почёсывая затылок.

— Ага, чтобы я как партизан в маскхалате выглядел! — с горечью выдохнул Коля, разглядывая злополучное пятно.

— Слушай, а если вот так сбоку поглядеть, то не очень-то и заметно, что что-то не так, — прищурившись, прикинул Форсунков. — Если спросят, то просто скажи — свет не так падает.

— Нет, Коля, даже не вздумай, — я решительно мотнул головой. — Не слушай Лёху! У него самого наряды вне очереди были, ты что ли тоже хочешь схлопотать?

— А что ему тогда делать? — встрепенулся Форсунков.

— Сдаваться завтра — взыскание всё равно неизбежно, но так хоть меньше дадут. Оденься пока в полевую форму, да и всё, — предложил я самое разумное решение.

Вот только Овечкину от этого спокойнее не стало — понятное дело, ведь никому не хочется «дождичек ногами отбивать» на плацу. Или картошку на камбузе чистить целыми днями без остановки всё свободное время, пока мозоли не появятся на пальцах. Но делать было нечего — уже вечер и скоро отбой. Так что мы легли спать, и я долго не мог уснуть из-за того, что Колян ворочался на соседней койке, заставляя её скрипеть.

— Что, не спится? — спросил я тихо.

— Неа, — вздохнул он тяжко. — У меня уже в голове крики КУзеванова и Гурова стоят.

— Да, приятного в этом мало, однако, — согласился я с ним. — Но если ты прямо всё скажешь, то не думаю, что сильно разорётся. Так что спи давай, а то завтра у нас много физухи — кросс с полной выкладкой и полоса препятствий, да стрельба — бодрым надо быть.

— Уж постараюсь уснуть.

И я не знаю, как он, но я, не испытывая особого волнения перед завтрашним днём, довольно быстро провалился в сон, едва только глаза сомкнул.

* * *

Вот и построение на следующий день. Мы, быстро облачившись в форму, снова выбежали на плац, где началась утренняя поверка. Кузеванов с важным видом осматривал строй, но его зоркий глаз вскоре остановился на Овечкине, и он вызвал его из строя.

— Курсант Овечкин, что с вашей гимнастёркой? — отчеканил старший лейтенант.

Колян немного замешкался и от волнения выпалил.

— Товарищ старший лейтенант, с гимнастёркой всё в порядке! Это свет так падает!

Эх, дурень! Зря он это сказал — я ведь предупреждал…

— Четыре наряда вне очереди, — огорошил его Кузеванов без промедления. — Заодно между мытьём отхожих мест все лампочки в казарме перемоете и на улице фонари тоже, чтобы свет всегда падал как надо, — ухмыльнулся Кузеванов.

— Слушаюсь, товарищ старший лейтенант! — старался из последних сил не раскиснуть Колян. — Разрешите обратиться! Что мне с гимнастёркой делать?

— Товарищу прапорщику Гурову об этом доложите, что свет в последнее время не так на вашу гимнастёрку падает. Думаю, он «обрадуется», — Кузеванов хищно улыбнулся, и Овечкин совсем поник.

Затем началась физическая зарядка и строевая подготовка. После занятий же я подошёл к товарищу и похлопал его по плечу.

— Держись, Коля! Только сначала с сортиров начинай, а потом уже за лампочки принимайся. Говорят, лучше с самого поганого начинать — мол, так дела спорятся, — сказал я ему.

— Звучит, как издёвка, — вздохнул он.

— Овечкин, я же тебя предупреждал. Сделал бы как я, то одним нарядом бы отделался и фонари бы не драил, — сказал я ему напрямик. — Тебя за язык никто не тянул.

— Это всё ты, Лёха, виноват, — Коля, словно разъярённый бык, покосился на Форсункова.

— А я что? Как лучше ведь хотел, — и Алексей тут же начал отступать.

— Форсунков, а ну иди сюда, колобок недоделанный! — Овечкин уже закатал рукава и понёсся за ним.

А мы с Рогозиным так и стояли, наблюдая, как Алёша удирает от Коляна по плацу.

— Форсункову ещё хвостика спиралью не хватает и хрюкающих звуков, — рассмеялся Пашка, и я вместе с ним.

Однако нам с Рогозиным тоже вскоре стало не до смеха — на следующей неделе под раздачу попал уже Пашка. На строевой подготовке вместо того, чтобы повернуть по команде направо, он, как назло, запутался и повернул налево. Так что Рогозина за такое ждали наряды не лучше, чем у наших товарищей.

И ладно бы, он просто картошку чистил или посуду мыл в столовой. Нет… Бедолагу в первую неделю заставили бесцельно рыть глубокие ямы, а потом засыпать их обратно той же землёй. Никакой цели, никакой логики… Потом он кирпичи таскал с одного места на другое и обратно — ну хоть подкачается немного, думали мы. Ещё противогазы ровно у всех расставлял, и его даже посреди ночи будили и проверяли тумбочку на наличие выдуманных предметов. В общем, за те несколько недель наказания он и старшекурсников повеселил, и командованию запомнился.

А однажды, прогуливаясь вечером с товарищами по территории училища, мы обнаружили его на заднем дворе казармы. Рогозин стоял на коленях, сжимая в руках зубную щётку, словно последнюю надежду на спасение.

— Рогозин, ты чем занимаешься? — спросил я, хотя ответ был очевиден.

— А ты догадайся, Семёнов, — Паша горько усмехнулся. — Территорию подметаю зубной щёткой. Надеюсь до отбоя управиться, иначе