Помещик 4 - Михаил Шерр Страница 2

— Возможно, кто-то и говорил об этом, да только у меня голова была занята другим. Я ведь за Османом начал охотиться с первого дня. У нас поначалу даже приличного оружия не было. Они, гады, наглели, лезли на рожон. Как мы потерь избежали, вообще не понимаю. Все — и наши, и эти — сидели по норам да саклям и только осторожно ночью выходили, например, за водой, — Василий закрыл глаза, видимо, мысленно возвращаясь к тому времени.

Думаю, что это мысленное возвращение не принесло ему радости. Черты лица заострились, лоб прорезала глубокая скорбная поперечная морщина, крепко сжатые губы стали тоненькой полоской, а в глазах мелькнуло что-то страшное, звериное.

— Мы почти сразу же поняли, что один из турок не горит желанием с нами сражаться. Вроде бы тоже стреляет, но только чтобы его не трогали. У него позиция была отличная, наверное, самая лучшая, но потом мы разглядели, что и самая уязвимая. И в одну из очень темных ночей мы втроем пошли его брать. Я и двое пластунов: офицер и один урядник. Из нижних чинов он был один из казаков. Турка мы взяли, добыли литтихский штуцер. Вот только урядник погиб. А мы свет белый увидели. У нас в России таких штуцеров еще нет. Да и этих было всего два. Второго стрелка я через неделю подстрелил, он его выронил, и тот упал со скал. Мы за ним ночью сходили. Мы с этими штуцерами не давали туркам и голову поднять. Они после этого у нас даже никого не ранили, а я как раз из него Османа и подловил.

И, конечно, причина задержки — что из-за какой-то длительной бюрократической процедуры мы никак не могли дождаться своих орденов. Генерал Головин, а предполагалось торжественное вручение им лично, в итоге срочно уехал в Тифлис, и с ним умчались все их превосходительства, и нам их буднично вручил какое-то высокородие, который почему-то реально трясся от страха.

Своих Георгиев получили и сербы, Милош, кстати, как и Василий, два. Его четвертая степень почему-то застряла в Петербурге на целых полгода и в итоге он избавлен от больших расходов.

Наградная система нынешней России не такая как мне в СССР. Тут награжденный получает грамоту или диплом для высших степеней ордена и указ или рескрипт для низших. После этого награжденный мог обратиться в Капитул российских императорских и царских орденов с просьбой об изготовлении знака ордена. Платил установленную сумму и ждал несколько месяцев.

Многие ограничивались просто орденской лентой в петлице мундира — это было дешевле и тоже указывало на наличие награды. Полный орден, если он был, надевали в торжественных случаях. Указ или грамота были главным, что сразу получал награждённый, — это был официальный документ, дававший право на орден. Пока у Капитула орденов монополия на изготовление орденов, но уже идут разговоры, что скоро это будут делать и частники.

Остальные господа офицеры должны будут немного задержались для получения орденов, их еще только везут из столицы. Когда ужасы плена позади, а впереди неплохие выплаты за перенесенные страдания, то жизнь кажется немного в другом свете и каждый офицер предпочел подождать свой знак ордена, заработанного такой ценой.

История с орденами кажется немного странной, но если подумать, то очень логичной. В Собственной Его Императорского Величества канцелярии отлично знали о нашем походе и подготовились к его успеху. Но чтобы не афишировать его, а скорее всего чтобы не «спугнуть мерзопакостную англосаксонскую птичку», постарались максимально дистанцироваться от этого дела. И просто не знали точное количество потребующихся орденов. Вручение самого знака ордена — тоже монаршая милость, и у царя-батюшки их в заначке на сотни и даже не десятки.

Но вот наконец-то все позади, и мы седьмого мая на рассвете выехали из Ставрополя и устремились в милые нашему сердцу калужские пределы.

У меня опять психологическая и нервная разрядка, я просто засыпал в седле, и поэтому уже в Новочеркасске Василий решает купить карету, и меня в лежачем положении и почти всегда в сонном состоянии везли до Одоева.

Кое где я все таки просыпался, например, опять в той же усадьбе под Воронежом. Предлагающей интим девки не было и это единственное, что я запомнил из повторной остановки у них.

Неприятным, относительно конечно, итогом моего сна было то, что если туда мы потратили три недели на всё, то теперь двадцать три дня, чтобы доехать до Одоева. А уж от него прямым ходом без задержки до милой нашему сердцу Сосновки.

К переправе через Оку мы подъехали часа за три до заката. Последний день мая — это, конечно, уже лето и скоро летнее солнцестояние.

Паромщики, увидев нас, сразу же все поняли, тем более что на переправе был полицейский унтер-офицер с двумя подчиненными. Несмотря на появление третьего парома, желающих попасть на другой, городской, по сути, калужский берег было много.

Но унтер быстро оттеснил всех и, изогнувшись в низком поклоне, предложил мне:

— Будьте любезны, Александр Георгиевич, начать переправу.

В это время из очереди желающих выскочил какой-то полковник и с ходу начал качать права:

— Унтер-офицер! По какому праву этот господин с какой-то непонятной… — он замялся, похоже, подбирая нужное слово и скорее всего пооскорбительней, — ватагой непонятно каких чуть ли не голых оборванцев переправляется впереди почтенной публики?

Мы действительно были уже похожи на оборванцев. За неполных два месяца всё истрепалось, особенно за те несколько дней, что мы были в горах. Я даже удивился, как быстро износилось наше обмундирование. Огнестрельное оружие, кроме пистолетов, и сабли мы сдали в Ставрополе. Нам прозрачно намекнули, что так будет лучше. Я не возражал, тем более его фактически купили. Мы за него получили несколько тысяч рублей, а это, как ни крути, приличные деньги. Неизвестно, как у Анны дела.

Свои штуцера оставили только я с Василием и сербы, но они были не на виду. Наши штуцера были литтихские, и, естественно, и речи не было чтобы их сдавать. У нас четверых было и холодное оружие, но не сабли, а купленные в Ставрополе шашки. Наше казачество уже переходило на них, и мы решили последовать этому примеру.

Но шашки, как и штуцера, ехали, можно сказать, в обозе, на наших вьючных лошадях. Подаренные горцами кинжалы Василий тоже приказал убрать, от греха подальше. А вот револьверы мы прятать не стали, и они в кобурах были на виду.

Василий перед переправой почему-то решил немного вооружиться и достать свою шашку. Это