Невестам положено плакать - Александра Довгулёва Страница 2

Ходили слухи, что отцом Гленны был посланник при дворе короля, молодой и красивый, оттого легкомысленная девица и совершила распутство. Только дело обстояло иначе. Гленна знала: она внебрачная дочь самого короля. У её матери просто не было выбора: сгинет тот, кто будет перечить тому, чья глава увенчана короной по закону старых богов и нового единого Бога.

Эгг знал об этом. Знала и Гленна. Её мать, рассказала ей, семилетней маленькой девочке, когда сама билась в горячке осеннего поветрия, которую пережить не смогла. Девушка была благодарна за место служанки. Даже в детстве она понимала, что надеяться на большее она не имеет никакого права.

Подруг у Гленны не было. В этом они с единокровной сестрой были похожи: девичья дружба отскакивала от них, точно капли воды от гладкого пера чайки. Только служанка никогда не хотела покидать дом. Ирландия была её землёй, её опорой и наследием. Даже если сама она была никем, на родном берегу она чувствовала себя частью мира, прекрасного и полного особенной силы.

В ясные дни она часто ходила на берег, сопровождая принцессу, и поглядывала на далёкие очертании Англии, где разрозненные племена уже дважды пытались объединиться, чтобы свергнуть власть короля Эгга, облагавшего данью те земли. Англичане были мятежным народом. Гленну никогда не манили очертания их земель выраставшие кривой линией над вечно волновавшимся морем.

Онора же, напротив, часто говорила, глядя в ту сторону, что будто бы знает: ей судьбой предначертано плыть туда. Было ли это мечтание девицы или предсказание судьбы? Так или иначе, принцесса оказалась права. Гленна взошла за ней на корабль, хотя её сердце вопило о желании остаться. У неё было не так уж и много ценных вещей: пуховая шаль, кусочек перламутра, найденный среди прибрежной гальки ещё в детстве, да старое железное кольцо, дарованное ей матерью.

Она старалась не плакать.

Девушка сидела под навесом, в укрытии, которое трудно было назвать комнатой. Стены, сплетённые из ивовых веток, пропускали свет ещё холодного майского солнца и лишь немного защищали от солёного ветра. Онора сидела на овечьей шкуре так, будто бы уже восседала на троне в далёком замке. На пышной груди её змеями лежали пшеничные косы, на плечах была бархатная накидка цвета скворцовой скорлупы. Эгг не поскупился ни на приданое, ни на наряды дочери, посулив её мужу не только богатство, но и признание его полноправным королём Англии. Этот союз должен был прекратить череду мятежей и войн, принося мир и процветание разобщённому народу.

Онора, служанка не сомневалась, прекрасно всё понимала.

— Гленна, сядь ближе, — велела она ей, — а то смотрю на тебя и ощущение, что вижу сторожевую собаку у дверей в покои.

Девушка почувствовала, как щёки полыхнули румянцем. Она закрыла книгу, которую читала до того вслух и, подняв юбки шерстяного платья, встала, потупив взор. Смотреть в лицо госпоже было неприлично, перечить ей — тем более. До того она и впрямь сидела у самой двери, такой же тонкой, как и стены из ивняка. Точно они были в корзине для яблок, а не плыли на корабле.

К удивлению, Гленны, Онора подняла полу своего плаща и чуть подвинулась. Она жестом пригласила её сесть рядом, прямо на овечье руно на настиле, что служил ей ложем во время путешествия морем.

— Садись же, — сказала она, голос её был усталым.

Онора, гордая и своенравная Онора, не выказывала слабости, хотя Гленна знала: девушке не по душе качка, сквозняки и подвижное море под ними и вокруг них. Служанка села. Она оказалась так близка к бархату плаща принцессы, что тепло их тел коснулось друг друга.

— Что ты думаешь об этом путешествии? — спросила она.

Гленна посмотрела на госпожу удивлённо, не смогла сдержаться.

— Это великая честь, вы принесёте мир двум народам, ваш долг…

— Полно тебе о моём долге, Гленна, о нём мне и так твердят с утра до вечера все, у кого есть язык. Я хочу поговорить о тебе. Ты понимаешь, какую выгоду можешь обрести?

Девушка молчала. Вопрос был для неё до того неожиданным, что она теперь не просто не знала, как на него ответить. В голове будто бы поднялся серый туман, клубившийся в пустоте. Она растерялась, её пальцы сжались в замок на коленях сами собой.

Онора не отличалась терпением, как и положено младшей принцессе, поздней дочери стареющей королевы. Потому, сделав над собой усилие, Гленна произнесла, боясь вызвать её недовольство:

— Вы говорили, что устроите мой брак. Мне уже двадцать один, в пору искать мужа.

Эти слова, сухие и безжизненные, слетели с её губ легко. Они не вызвали в ней ни радости, ни отторжения. Гленна не любила думать о будущем, она редко позволяла мечтать и никогда не допускала мыслей о будущем муже. Она знала, что, вероятно, не она будет его выбирать. Так зачем травить себя ненужными мечтаниями? Гленна старалась быть практичной.

— Не только это, Гленна, — сказала Онора недовольно скривившись, — ты всегда казалась мне умной девушкой, так посуди сама. Там, куда мы едем, никто не знает о твоём происхождении. Не будет слухов, лишь одно знание будет преследовать тебя: ты в свите королевы, чужеземка приближённая к правителю. Тебе будет лучше в Англии.

Гленна промолчала. Ей не задавали вопросов. Только следующие слова взволновали сердце Гленны, почти заставив сорваться с места.

— Я знаю, что у нас один отец, Гленна.

Сердце забилось так быстро, что Гленне показалось: оно вот-вот разоврётся. Секрет, что она берегла так долго по научению матери, в память о ней и её тёплых объятьях. Девушка была уверена: никто не знает о том, что в жилах её течёт кровь королей. Эта тайна берегла её. Ей казалось, что лишь сам король знал об этом, и то, он не говорил с ней прямо. Потому, порой, она даже допускала надежду: Эгг и впрямь сделала её служанкой младшей дочери лишь из сострадания. Выходило, что нет. По крайней мере, Онора прекрасно знала секрет её рождения.

— Вам рассказал король? — спросила Гленна, даже не задумавшись: имела ли она на это право.

Принцесса рассмеялась. Тихо, вовсе не глумливо.

— До чего ты наивная, — сказала она, — и не скажешь, что пришла в мир на три зимы раньше. Гленна, об этом многие говорят. Кто не знает — догадывается. Много ли сирот привечал мой отец? Многим ли дарил платья в дни праздника и шерстяные одеяла в преддверии холодов? Ты такая одна. Это само по себе вызывает вопросы. Да и, к тому