Телохранитель Генсека. Том 4 - Петр Алмазный Страница 2

— Возможно, вы собирались все это передать государству? — снова подсказал лазейку Шпагин.

— Да, разумеется, собирались… — нехотя согласилась Раиса. Я заметил, как крепко сжала она руку супруга, желавшего вмешаться.

— Тогда прошу к столу, будем оформлять бумаги.

Дальше я не стал слушать, вышел на воздух. Конечно, с десятью годами отсидки в местах не столь отдаленных я погорячился. Громкий скандал, разумеется, попытаются погасить. И выносить сор из избы никто не будет, как это принято в советских правительственных кругах. А жаль. Я бы с огромным удовольствием обеспечил Горбачеву «тепленькое» место где-нибудь на лесоповале.

Площадь перед аэропортом заливал мягкий свет фонарей. Но небо оставалось чернильно-черным. В конце октября всегда так. Самое темное время года. Посмотрел на часы. Половина шестого утра. Мы проторчали на таможне гораздо больше времени, чем это мне показалось вначале. Домой ехать смысла нет. Успею только добраться и поздороваться, и тут же выдвигаться в Заречье с отчетом. Потому решил сразу ехать на госдачу.

— Владимир Тимофеевич, — услышал я бодрый голос Николая, — я вас уже три часа жду. Думал, сегодня не прилетите, сходил поинтересовался. На таможне сказали, что делегация проходит оформление. Что-то случилось? Почему так долго?

Николай стоял возле служебной «Волги», в гражданке, как всегда. Подумал, что ни разу не видел его в форме.

— Любопытство сгубило кошку, Коля, — ответил ему английской поговоркой.

Николай пожал плечами:

— Да я ж не настаиваю, просто спросил… Теперь домой товарищ полковник?

— А смысл? — я уселся рядом с ним на переднее сиденье автомобиля. — Сейчас только приедем и тут же назад выдвигаться. Давай дуй в Заречье.

Москва просыпалась. Одно за другим вспыхивали окна домов. Люди собирались на работу. Те, кому к первой смене, уже стояли на остановках в ожидании рейсовых автобусов или служебного транспорта. Люди жили обычной жизнью, мечтая о новой квартире, отпуске, покупке мебели или автомобиля. В глобальном смысле, наверное, о Космосе и о Коммунизме.

Интересно, а возможен ли коммунизм в самом принципе? Когда от каждого по способностям и каждому по потребностям? В таких условиях будут ли удовлетворены потребности людей вроде Раисы Максимовны? Или при настоящем Коммунизме таких людей вовсе не будет?

И ведь понимаю, что Горбачев лишь пешка в большой игре, а все равно привычка считать его главным виноватым продолжает работать. Не будет Горбачева — на его месте окажется кто-то другой, подобный ему. А может быть еще хитрее, изворотливее. Дело не в этом болтуне, а в самой системе. Не хватает в ней «защиты от дурака». Какого-то встроенного механизма здравого смысла, который сейчас теряется в кипах бумаг и сотнях согласований, рассыпается в пыль в очередях к чиновникам, размазывается чернилами в бесконечных отчетах и отписках. Под бюрократическим прессом сама идея коммунизма тихо загибается. Хотя… направление интересное, а вдруг что-то получится изменить и в этом вопросе?

На подъезде к Заречью, попросил Николая остановиться. Вышел из машины, подставил лицо холодному ветру. Скоро зима… Сколько я здесь? Неужели всего около двух лет? Тогда не стоит себя корить, что так мало успел. Для столь небольшого срока успехи вполне заметные. История меняется и вроде бы пока в лучшую сторону.

А пока не стоит недооценивать Горбачева, который, казалось бы, уже побежден. Первым делом он побежит жаловаться. Ему хорошо известно, что виноват всегда тот, кто не успел первым обвинить другого. Как в том анекдоте про разницу между врачом и сумасшедшим: психиатр тот, кто первым надел белый халат. Так и здесь. Несмотря на раннее время, Горбачев наверняка сейчас уже пытается дозвониться до своих покровителей.

Поэтому сначала я напишу рапорт, а вот за завтраком мне хватит времени, чтобы, как говорится в бюрократических кругах, создать мнение.

— Поехали, — вернувшись в машину, кивнул Николаю.

В Завидово сразу прошел в домик охраны.

— О, а ты чего вдруг в такую рань? — Солдатов выпучил на меня глаза. — Только сделал обход, готовлюсь сдавать смену.

— Да так сложилось…

Прошел к чайнику, включил его в розетку. В кружку бухнул две ложки растворимого кофе, кинул кусок рафинада. Подождал, пока закипит вода и залил кофе. Все-таки растворимый кофе — суррогат, почти не пахнет. Нет того сносящего крышу аромата, который заряжает энергией. Сделал глоток, поморщился.

— Какие новости? — спросил у Солдатова. — Как Леонид Ильич?

— Да нормально, бодрячком. Готовит речь к празднованию шестидесятилетия революции. Основные тезисы заучивает. Волнуется, хочет выступать без текста доклада. Помощники в шоке, боятся, что опять начнет анекдотами сыпать. Александров-Агентов пытался его отговорить. Мол, как так, мало ли что… Текст, видите ли, сложный, много теоретических положений и каждое слово выверено.

— А Леонид Ильич что?

— А Леонид Ильич отмахивается, — Солдатов рассмеялся. — Говорит, вы на Фиделя посмотрите. Он часами без шпаргалки шпарит, и ведь не повторяется, и аудиторию держит.

— Ну ведь и вправду молодец Леонид Ильич! Кстати, он уже встал?

— Да. Ты не поверишь — на пробежку в сад вышел. Потом зарядку сделает — и в душ. Начал холодной водой обливаться.

Солдатов покачал головой, удивляясь переменам в Генсеке, которого еще буквально год назад едва не под руки водили на встречу с рабочими ЗИЛа.

Так и не допив кофе, я вылил остаток, сполоснул кружку. Пожал Солдатову руку на прощание и вышел, направившись к секретарям.

Помимо личного помощника Александрова-Агентова, при Брежневе (как и при любом Генсеке) имелся целый штат секретарей. Работали они в две смены. Даже ночью всегда кто-нибудь из них дежурил. А сейчас уже начало восьмого, так что в моем распоряжении оказалось даже несколько работников на выбор. Рапорт не стал писать от руки, надиктовал секретарю. Через десять минут с бумагами в руках уже выходил из кабинета.

В дверях столкнулся с Александровым-Агентовым.

— О, на ловца и зверь бежит! — Андрей Михайлович протянул мне руку. Я ответил на рукопожатие. — Леонид Ильич вот только вчера интересовался, как проходит ваша командировка и что там нового по визиту в Англию. Мы ему постоянно делали газетные подборки. И, скажу по секрету, одна из публикаций его очень возмутила.

— С туфельками? — я усмехнулся.

— С ними самыми, — Андрей Михайлович нахмурился, не разделяя моего веселья. — Вопиющая нескромность! И самое неприятное, что Горбачев так хорошо выступил, такими правильными словами о мире говорил, такая великолепная речь — и все смазывается статьей Мастерса. И думается мне, что одними туфлями Раисы Максимовны