Оторва. Книга четвертая - Ортензия Страница 2

Наташа делала вид что верила и даже пыталась выдавить из себя улыбку, потом резко отворачивалась и уходила. Чтобы никто не видел, как у неё в два ручья текут слёзы.

В тот день она была другой. Радостной и счастливой, сразу помолодевшей лет на 10. Старый решил ей не омрачать день рожденья и сообщить о командировке в последний момент. В какой-то мере жестоко, не успеет свыкнуться, а его уже рядом нет. А с другой стороны — полная неделя счастья, не каждому такое дано.

Случилось это вечером. Мы со Старым пробрались за кулисы и ждали, когда Наташа выйдет из гримёрки, чтобы пожелать ей «ни пуха, ни пера», и пойти к чёрту. Ну не совсем к нему, конечно, в зал, где нам выделили два места. С дочками, тёща Старого осталась, кстати говоря, золотая женщина. Как говорится «мне б такую», свекровь в смысле, а то только и слышно, что они сякие. Оказывается, есть прямое опровержение.

До премьеры было ещё добрых полчаса, так, что в принципе никто и не торопился. Мы пронесли с собой в пакете пиво и сидя в небольшом закутке спокойно его потягивали, когда появилась жена Старого, одетая по моде постановки, с толстым слоем грима на лице и муляжом мушкета образца 1700 какого-то года. Я никогда старинным оружием не интересовалась, но всё равно в душе сомнение появилось по этому поводу. Берданка, которую она держала в руках, очень была похожа на ту, которую я сама в детстве однажды смастерила. Добавила резинку от трусов, прищепку и стреляла по воробьям.

А вот платье на Наташе было шикарным. Если в 18 веке женщины носили подобное, неудивительно, что мужская половина то и дело уничтожала друг друга на дуэлях. Декольте практически не скрывало её прелестей, и я, на минуту попав в ступор, засмотрелась. Даже для меня это было слишком. Наверное, что-то в этом роде имел в виду граф Толстой, описывая сцену в театре с женой Пьера Безухова: «Эллен сидела в ложе совершенно голая».

Старый кашлянул, а Наташа, уловив мой взгляд, проговорила:

— Ага, вот так и ходили наши прапрабабушки в начале 18 века. Видимо для удобства и соблазнения. Вспомнить статую королевы из Дворца Правосудия в Пуатье. Средневековая монархиня с весьма откровенным вырезом на платье.

Единственное, что портило этот дивный образ, на мой взгляд, словно обрезанный поварской колпак на голове, из-за чего русые кудри Наташи выбивались в разные стороны. Это потом она объяснила, что шляпку, оказывается это была женская шляпка, прихватили резинкой, чтобы не спадала. А резинку спрятали в волосах.

Как же всё у наших бабушек было сложно.

А потом Наташа, улыбнувшись, сказала мне:

— Еще есть время, у нас здесь шатёр с предсказательницей стоит. Его развернут к залу, чуть позже. И каждый желающий сможет задать вопрос. Но может, ты не хочешь, чтобы ответ услышали посторонние, тогда у тебя есть возможность задать его с глазу на глаз.

Ну да. Есть у меня один вопрос, правда непонятно откуда он в моей голове.

Я кивнула и пошла за ней.

Шатром это чудо назвать было сложно. Нечто вроде палатки на 5–6 человек, внутри которой горело не меньше сотни свечей, а над полом, почти до колен, белой массой клубился дым.

Старая бабка, хотя под таким слоем грима могли и девочку спрятать, развалилась в кресле перед круглым столом и внимательным взглядом скользила по мне.

— Пришла всё-таки, — голос всё же оказался старческим, — ну садись, отвечу тебе.

Я пожала плечами: пришла всё-таки. Как будто рвалась к ней, а меня не пускали. И уселась на предложенный стул. Оглянулась на Наташу, но её в шатре не оказалось.

— Кого-то ищешь? Разве ты знаешь, кто тебя сюда привёл? Разве ты их помнишь? В какой из своих жизней?

Мотнула головой пытаясь стряхнуть наваждение. А действительно, кто такой Старый, где и когда мы могли с ним пересекаться? Словно кто-то ластиком стирал мою память. Но тогда как я здесь оказалась?

— А оказалась здесь ты потому, что хочешь заглянуть в четвёртую карту. Ведь ты её целый день пыталась открыть. Дам тебе такую возможность.

— Зачем? — спросила и прислушалась к своему голосу. Разве это я говорю? — я ведь её уже нашла.

— Нашла⁈ — старуха громко расхохоталась.

В её руках внезапно материализовалась колода, а в следующее мгновение шесть карт легли рубашками вверх.

— Можешь открыть любую. Одну.

Что-то неправильное было во всём этом. Совершенно неправильное.

Потянулась вперёд, пытаясь сообразить: какую?

Первые три я уже видела. Последние две открывать без четвёртой не имело смысла. А четвёртую я видела в оригинале. Или не видела? И она перед глазами стоит так же как Старый и Наташа, которых почему-то не могла вспомнить.

— Четвёртая, — произнесла я тихо.

— Правильный выбор, — старуха снова захохотала.

А я, боясь, что всё вокруг может исчезнуть, раствориться в белой мгле, резко схватила нужную карту и перевернула её.

Длинные шелковистые волосы, чёрные, глубокие, красивые глаза. Аккуратный носик, губки.

Что? Но как это возможно?

Приклонская Мария — Антуанетта. 12 сентября 1958 г. — 8 июня 1977 г.

Глава 2

Качнуло.

Я прислушалась к ощущениям и открыла глаза.

Белый потолок, металлический плафон с двумя круглыми длинными лампами. Один в один как в РОВД.

Как, опять?

Скользнула взглядом по палате. И точно, больничная палата. Слева стена, окрашенная в синий цвет, справа четыре койки и все заняты. И у всех что-то в гипсе. Если это дурдом, то здесь происходит нечто странное. Память услужливо нарисовала картинки прошлого вечера. Надеюсь, этих пациентов отправила на койки не я.

Заглянула под простыню. Похоже на ночнушку, белое из плотной ткани. Левая рука плотно прижата к телу и на ощупь масса гипса. И на спине такая же ерунда. Мне пуля ключицу, что ли разворотила? Слишком много за четыре дня накопилось.

Но кое-что удивило, между ног не матрац, которых мне с запасом наделала Люся, а нечто более удобное. Или сделанное умельцем получше подружки.

Я громко охнула, заставив всех повернуться в мою сторону. Это был сон? Конечно, это был сон.

Закрыла глаза, мгновенно увидев серый обшарпанный стол, шесть карт веером и только крайние