Благословенный. Книга 7 - Виктор Коллингвуд Страница 2

— Он многажды спрашивал о ней вчера, — продолжила гувернантка, и в голосе её слышалась та сдержанная боль, которую знал теперь каждый придворный. — Я отвечала ему, что матушка спит… спит далеко отсюда, но видит его во сне!

Я поднял взгляд на неё. Мне хотелось возразить, сказать, что это ложь, что мальчик должен знать правду, но слова застряли в горле. Что значила правда в сравнении с детской душой, ещё не знавшей подобного горя?

В этот миг Саша зашевелился; его ресницы дрогнули, он потянулся, приоткрыл глаза. Несколько мгновений он словно прислушивался к утреннему воздуху, затем его взор наткнулся на меня. Мальчик сел в постели, протёр кулачками глаза, а затем, улыбнувшись, протянул ко мне ручки.

Я почувствовал, как моё сердце болезненно сжалось, но я не отступил. Подойдя к нему, сел на край кровати и осторожно заключил его в объятия. Детские руки обвились вокруг моей шеи, маленькая головка уткнулась в моё плечо.

— Папа, — раздался тихий, сонный голос.

— Я здесь, Саша, — ответил я, и впервые за многие недели в этом слове не было ни страха, ни отчаяния, только тёплая, тягучая усталость.

Мальчик посмотрел на меня серьёзными, ясными глазами.

— А мама скоро вернётся?

Я закрыл глаза. Несколько мгновений не находил сил отвечать, но затем тихо произнёс:

— Она теперь всегда с нами, сынок. Она смотрит на нас с небес.

Саша задумчиво кивнул, будто принимая это объяснение. Он снова обнял меня, и я, неожиданно для себя, почувствовал, как детское тепло проникает сквозь ледяную скорлупу, что сковывала мою душу.

Глядя на него, я вдруг увидел себя в этом возрасте. Тот же золотистый свет, тот же невинный взгляд. В моём детстве тоже была своя разлука — бабушка Екатерина отняла меня у родителей, решив, что государственные интересы важнее семьи. Конечно, сам я не помнил этого, но где-то глубоко в подсознании реципиента я чувствовал отзвуки тоски по родителям. Тогда он тоже ждал, когда отец и мать вернутся, чтобы вновь почувствовать их голоса, их руки…

И теперь, когда Саша смотрел на меня с тем же доверием, что когда-то было в моих глазах, я понял — он не должен расти в одиночестве. В конце концов — когда-нибудь он будет наделен огромной властью. Возможно, это не будет «самодержавие», ведь я делаю все, чтобы оно исчезло, но и простым человеком ему явно не суждено стать. И исключительно важно, чтобы он вырос спокойным, уравновешенным, полностью психически здоровым человеком, а не сломленным отсутствием матери и невниманием отца неврастеником!

Прасковья Ивановна незаметно отошла, оставив нас вдвоём. В комнате вновь воцарилась тишина, но теперь она уже не была мёртвой и безысходной. Я сидел, держа сына в объятиях, и впервые с той роковой минуты, когда я услышал о смерти Наташи, я почувствовал, что жив.

А значит, есть ещё за что бороться.

Наконец, сына усадили завтракать, а сам я отправился на службу. Вызвав Сперанского, продиктовал ему ряд распоряжений. Прежде всего, надо было оценить силы, для чего в Эрфурт созывались наши ведущие военачальники, а также все послы в европейских государствах — из Парижа должен был приехать Морков, из Берлина — Колычов, из Вены- Разумовский. Нужно было выяснить положение дел и разработать линию поведения со всеми заинтересованными державами.

Особого внимания требовал Лондон. Посла в Англии в это время уже не было — Жеребцова была вынуждена покинуть Альбион после скандала с пленением прусского короля, а прежний посол, Семен Воронцов, после мятежа три года назад был отрешен от должности.

Верный своей привычке делать ставку на молодых и амбициозных чиновников, в поисках нового посла в Лондон я остановился на кандидатуре Петра Толстого — ещё довольно молодого, но подающего большие надежды дипломата. Разумеется, от него не стоило ждать эскапад, подобных тем, что прославили в Лондоне мадам Жеребцову; однако к серьёзной, методичной работе новый посланник в Англию был вполне готов. Вообще представители этого рода известны были дипломатическими талантами — скажем, при Петре Первом ближайший его сподвижник, Пётр Алексеевич Толстой, добился возврата в Россию царевича Алексея. Так что от Петра Алексеевича я ожидал компетентности и исполнительности на столь важном посту, каковым являлось руководство дипломатической службой в Лондоне.

Поэтому он стал одним из первых, кого я вызвал на инструктаж. Граф находился в это время в Потсдаме, и буквально через два дняуже предстал передо мною.

— Пётр Александрович, вам предстоит весьма ответственное дело. Вы знаете, что война с Францией уже практически решена; но англичанам следует представить всё совершенно иначе, и эта непростая миссия возлагается на вас. Вам следует дать понять в Лондоне, что я сломлен потерей и ударился в мистицизм, всей душой обратившись к религии. Поясните лорду Аддингтону, что в случившимся я увидел Фатум, перст Божий, и совершенно не склонен развязывать войну. Однако, если Англия согласиться финансировать нашу компанию, я смогу обещать выставить от союза Российской империи и германских земель ста пятидесяти, а может быть, даже двухсоттысячное войско. Этого будет достаточно, чтобы сломить силы Консулата и войти в Париж.

Граф дисциплинированно склонил голову.

— Наша цель — продолжал я — заключается в том, чтобы выбить из англичан как можно больше субсидий. Желаемая сумма — пятьсот тысяч фунтов за каждую тысячу выставленных нами штыков. Вы можете согласиться и на четыреста, но никак не менее! Если англичане желают решить свои континентальные проблемы — им придется раскошелиться.

Пётр Александрович уважительно покачал головой.

— При этом обратите внимание, что принадлежность этих солдат не должна быть определена как однозначно русские. Это важное условие!

— Что вы имеете в виду, Ваше Величество? — не понял тот.

— Я собираюсь набрать большую часть сил в немецких землях. Так вот: для английского правительства не должно иметь значение, русские это или немецкие штыки. Если они выставлены против Франции — значит, они должны быть оплачены. Другими словами, Лондону следует субсидировать не только чисто русские силы, но и союзников, которых мы привлечём в этот конфликт. Тут вам придётся проявить всю свою дипломатическую ловкость! Дополнительные инструкции вы получите позже — я составлю их и вышлю дипломатической почтой.

Граф откланялся.

— И передайте Воронцову — крикнул я находившемуся в дверях дипломату — что ему пора уже вернуться!

* * *

Нужно было оценить и положение дел в России. Страна переживала серьезные политические перемены. Ещё в прошлом