Моя чужая новая жизнь - Anestezya Страница 19

садист, с явным удовольствием проделывал со мной и это, рявкая бесконечное: «Бегом марш!» «Стоять!» «Напра-во!» «Нале-во!». Не знаю, в какой жизни мне пригодятся эти умения, но я теперь умею маршировать с переходом с шага на бег и наоборот, отдавать честь, стоять навытяжку, брать на караул. И главное — молча терпеть тысячи придирок. Ведь пока прапору удалось меня худо-бедно выдрессировать, ему тоже пришлось здорово попотеть. Орал так, что даже бойцы из его пехоты вздрагивали, если проходили мимо. По вечерам парни добродушно подшучивали, Шнайдер явно стебался — в общем, троллили меня все, кому не лень. А я что? Я погрузилась в уникальное смирение, о наличие которого у себя раньше даже не догадывалась. Про себя крысилась, орала в голосину, обзывала себя бесхребетной терпилой и молчала. Я лучше выжду момент, когда смогу сотворить какую-нибудь подлянку. Вильгельм исправно заглядывал на приспособленный под занятия пустырь, любовался, как продвигалось обучение, скупо цедил Кребсу:

— Подчинение командам должно быть отработано до автоматизма, слышите? И пусть начинает тренироваться в стрельбе.

Окидывал меня цепко-холодным взглядом и убирался прочь до следующей проверки. Со стрельбой дело тоже не заладилось. Ежу ведь понятно бы стало — снайпер это не мое. Да мне даже собрать-разобрать винтовку пока что запредельно сложно. Только более-менее стало получаться, и я понадеялась на какую-то передышку, но нет. Кребс постоянно орал, что я косоглазый идиот, что я даже прицелиться в мишень правильно не могу. Меня это особенно не парило, но как же достали бесконечные команды и придирки. Я даже не могу вспомнить, третья или уже четвёртая неделя пошла такой веселухи.

А ведь это были ещё не все бонусы, заработанные Карлом Майером. Винтер действительно проявил креативность наказания глупого мальчишки. Видимо, чтоб у него, то есть меня совсем не осталось ни сил, ни времени ни на какие глупости. Ещё в тот же день, когда я вышла, наконец, из заточения, Вильгельм объявил мои новые, надеюсь временные, обязанности. Помимо помощи Коху, на мне ещё была функция поддержки их шмоток в должном порядке. Попросту говоря, сука-лейтенант обязал меня стирать форму и чистить сапоги всей их ораве. Я, конечно, всё понимаю, ему нужно железной рукой держать порядок в своей роте и прочее, но это уже перебор! Если муштру я бы ещё худо-бедно ему простила, но вот такое… В общем, моя слегка ослабевшая ненависть разгорелась с новой силой.

Всё, беру свои слова назад насчёт того, что Винтер добродушный, незлопамятный и что там я ещё говорила? Самый что ни на есть гад он распоследний, и сволочь та ещё. Этот перестраховщик, видимо, не желая выпускать меня из вида, заселил в общую избу, служившую временной казармой немчуре. Когда он это озвучил, я испугалась уже по-настоящему. Спать среди десятка мужиков, сто пудово страдающих сперматоксикозом? Да, я понимаю, что в личине Карла мне в этом плане ничего не грозило, хотя кто знает. Но тут другое — как мне эту личину сохранить? Проявляя чудеса изобретательности, я умудрилась при очередном заселении зашвырнуть ранец на самую дальнюю койку и в дальнейшем старалась ложиться спать либо первой, либо последней. Куталась при такой жарище в одеяло, одевалась и раздевалась украдкой. Но от регулярных подъёбок это, увы, не спасало.

Обнаружив в избе треснувшее, засиженное мухами зеркало, я с осторожностью подошла поближе. Пользуясь временным уединением, пока все во дворе то ли травили байки, то ли опять строили радужные планы на светлое будущее, я решилась заглянуть.

— Ох ты ж ё-моё, — увиденное заставило меня отшатнуться.

Я, конечно, ожидала полного апгрейда, но чтоб так. Без ложной скромности всегда считала, что природа меня одарила и довольно щедро. Длинные, вьющиеся тёмные волосы, карие глаза, густые ресницы и выразительные брови. Кроме как иногда замазать тональником последствия бессонной ночи и поиграть с новыми оттенками теней или помады мне ничего и делать не приходилось, но тут без слёз просто не взглянешь. Во-первых, девица была блонди — терпеть не могу светлые волосы, а кое-как обрезанные, так вообще улёт. Брови и ресницы у меня, естественно, тоже белобрысые. Учитывая плачевное состояние косметических прибамбасов этого времени, ходить мне вот такой серой молью, видимо, до старости. Если, конечно, доживу. Глазки голубенькие, носик правда прямой, но это единственное, что меня устраивало в новом лице. Оно было не то, чтобы уродливым, а, как бы это сказать, смазливым, что ли. Действительно нежные округлые щёчки, пухлые губы — такими обычно раньше изображали на рождественских открытках ангелочков. Но беда в том, что я терпеть не могла такой типаж красоты. У меня было гораздо более интересное лицо. Я понимаю, что это сейчас не самая большая беда, но лишиться даже своей внешности — это последняя капля.

— Что, малыш, любуешься? — добродушно усмехнулись сзади. — Да красавчик, не волнуйся. Наверное, девчонка из местных приглянулась?

— Угу, — не оборачиваясь, промычала я.

Да что ж такое, всё время кто-то отсвечивает, даже поистерить спокойно нельзя. А если увидят, что я плачу, так вообще не отстанут потом.

— Старайся лучше, малыш Карл, — эта тварина практически никогда не может спокойно пройти мимо. Без подъёбок, как без пряников. Запульнуть бы сапогом, который я начищаю, в его тупическую башку. Может, уже хватит безропотно молчать?

— Смотри, привыкнешь, тяжко будет потом самому стирать шмотки да мыть котелки, — все-таки огрызнулась я. Просто чувствую, заработаю ранний инсульт, если буду постоянно сдерживать себя. Шнайдер как-то злобно усмехнулся, показательно сымитировав волчье щёлканье зубами, но не стал связываться. Я слегка расслабилась, отвоевав себе хотя бы немного права голоса.

— Давай, помогу, — послышалось сзади. Ну вот кто тебя просил, ботан ты жалостливый, так подкрадываться, а?

— На тебя бы колокольчик повесить, — уже увереннее огрызнулась я. — До сих пор не пойму, как это ты ещё