Башня времен. Заброска в советское детство - Анджей Б. Страница 18

Другие ночные пляжники потревожено высовывались из тёмных своих углов, вертели головами, гадая, что здесь происходит. Ничего, ясное дело, не понимали и Гена со Снежаной, и Жека им совсем не завидовал. Но долго это не пролилось. Скоро Гена увёл свою всхлипывающую подругу с пляжа прочь.

Жека с юными сообщниками немного прокрался следом за парочкой, проследив, чтобы курортные влюблённые не юркнули во вчерашний тёмный сквер. Но те, видимо, догадались, что здесь им покоя не дадут, и проследовали туда, где начинались жилые дома. Тогда Жека и его новые друзья распрощались, довольные друг другом.

Любовники вступили на тёмные городские улицы, и Жека, ориентируясь на цокот женских каблуков, следовал за ними незримым призраком. Он опасался, как бы Гена не сподобился утешить Снежану где-нибудь на укромной лавочке или прямо в подъезде, но этого не случилось. Подруга чмокнула Гену в щёку на углу дома и посеменила в лунном свете к двери. Гена печально смотрел ей вослед.

Жека подождал, пока высокая фигура убредёт в темноту, и отправился в другую сторону — рассказывать заспанной тёте Оле, что в палатке его совсем загрызли комары.

Вокруг стремительно проносилась южная ночь.

Завтрашняя ночь обещала быть решающей.

Глава 7

Последняя ночь пребывания Гены на курорте обещала быть решающей, но сначала было утро, а потом и день.

День был субботний, хотя здесь, на курорте, об этом мало кто вспоминал, у отдыхающих каждый день — выходной. На месте оказалась и Снежана, у тружеников торговли свои, недоступные простым смертным рабочие графики, и суббота с воскресеньем там просто обычные дни в ряду других. Приехал и мужик на помятом развозочном мотороллере, и Жека наблюдал из своего укрытия за забором из железных прутьев, как Снежана отвела его в сторону и стала, что называется, предъявлять, сдерживая крик и размахивая перед лицом руками. На это мужик недоуменно взглядывал и крутил пальцем у виска. Кажется, Снежана решила, что вчерашние её неприятности случились не без участия этого типчика, подумал Жека. Надо же. Видимо, некогда они были-таки в отношениях, и Жека, написав свою злую записку как бы от его имени, угадал некоторые отголоски истины.

Но отголоски именно что некоторые, понял Жека чуть позже, когда мужик собирал разбросанный картон, вышагивая совсем рядом с Жекиными кустами.

— Стрейнджерз ин зы найт, ту-ту ту-туу-ту, — напевал мужик, рассеянно ухмыляясь, и Жека подумал с некоторым смущением, что с причислением непростого этого дядьки к безграмотным полубомжам совсем опростоволосился. Не нужно, не нужно судить людей по внешности. Да и Жеке ли в его теперешнем положении этим заниматься, он здесь вообще тринадцатилетний пацан в шортах и с облупленным носом.

День был субботний, и Жека об этом помнил, потому что тётя Оля на работу не пошла.

Он посидел в кустах и решил плюнуть на всё до вечера. Все эти надоевшие гены, снежаны — ничего, подождут, никуда не денутся. Сходил искупался, полежал на песке у камня, где на этот раз восседал орлом мосластый тип с длинным бородатым лицом, а другой, в фетровой шляпе, снимал его чёрным и блестящим фотоаппаратом «Смена».

Обсохнув, Жека оделся и отправился домой.

Он нашёл тётю на кухне, завёл разговор о чём-то их общем, семейном, и всё так повернулось, что они проговорили до самого вечера. Беседовать с ней, жизнерадостной и остроумной, было одно удовольствие.

Пользуясь случаем, Жека узнал то, из чего помнил только смутные обрывки давних рассказов матери: о своих прадеде и прапрадеде, простых крестьянских мужиках, и об их таких же простых крестьянских жёнах. Ещё Жека послушал о своём деде (по материнской, естественно, линии), умершем, когда Жеке было два года. Дед работал в колхозной кузнице, потом пошёл на войну, попал в плен, бежал, был пойман и бежал снова, партизанил, потом снова воевал, вернулся — и никогда не любил ни о чём этом рассказывать. Послушал о бабушке, что поднимала, пока дедушка воевал, двух сыновей, будущих Жекиных дядей — дядю Васю и дядю Егора.

Разговор не обошёл вниманием и тёти-Олиного супруга, дядю Диму, чей фотографический портрет улыбался со стены в зале. Рассказывала о нём тётя Оля с тщательно скрываемой обидой и горечью, уверенная, что юный её собеседник мало что в откровенных этих словах понимает. Жека всё, конечно же, понимал — и старательно притворялся, что не понимает, хотя делать это было совсем не просто. Всё там было понятно. Как будто перед глазами возникла картина похорон, где старые дяди-Димины друзья растерянно переглядывались среди хмельной оравы новых, прилепившихся к их ушедшему товарищу месяц-два назад.

Кто был дядя Дима, безответственная загульная скотина или раздавленный хмельным недугом неплохой, но слабый человек, Жека так для себя и не решил. Дядя не только скомкал и выбросил свою бестолковую жизнь, он сделал куда хуже — сломал судьбу любившей его чудесной женщине. Могло ли сложиться по-другому? Как знать.

— Ох, Женя, а ты уже совсем большой, — печально проговорила тётя Оля, когда уставшее за день солнце начало свой путь к крышам домов. — Так незаметно вырос… Вообще, так быстро всё… происходит…

Жека задумчиво и согласно кивал, а сам чувствовал, что ещё немного, и он разревётся, как маленькая девочка. Пора, пора было уходить, и Жека поднялся и ступил из кухни. И каждый шаг как будто отдалял его от тёти на годы. Он знал, что скорее всего сюда уже не вернётся — вместо него прибежит тринадцатилетний Женя Барсуков, настоящий и бестолковый. Оно, конечно, и к лучшему. Тётя глядела на него, стоя у кухонной двери. Хотелось подойти, обнять её, но Жека знал, что тогда уж точно разрыдается, а это было ни к чему.

Он вывалился в подъезд и застучал сандалиями по лестнице. Горло проглатывало один за одним большие горьковатые комки.

Улица встретила Жеку шумом. В крайнем подъезде высовывалась с балкона растрёпанная старуха в пижаме, что-то кричала, грозила кому-то кулачком. Из-за угла выглядывала малышня, на лицах сияли ужас и восторг. Жека помнил эту сумасшедшую бабку, она всегда была в пижаме и всегда кричала на детей с балкона. «Зачем ты кричишь, старушка, — печально подумал Жека. — Перестань. Тебя давно уже нет».

***