Дорога длиною в жизнь - Алекс Войтенко Страница 18

* * *

Часто вспоминаю тот день, кода мы стояли возле календаря Майя в глубинах пирамиды, рассуждая о своем будущем, а я мечтал о том, где хотел бы оказаться, будь такое действительно возможно. Верил ли я Длинному в тот момент? Не знаю, все говорило о том, что он прав, и в тоже время, некоторое недоверие, все же присутствовало. Ведь там, где он якобы умер, не было никакого календаря, или любого другого прибора, обеспечивающего его перерождение. Да и мы далеко не Буддисты, чтобы безгранично верить в перерождение. Хотя, кто знает. Ведь о том, какие именно артефакты имелись в то время, он никогда не рассказывал, разве что, вспоминается, как однажды, еще в то время, когда мы жили на Дону, я, однажды глядя на луну, рассказал ему о том, что хотелось бы мне попасть туда. Пройтись по лунным городам, отведать лунной еды, и посмотреть, как живут люди там.

— Нет там никаких людей. — оборвал он меня тогда. — На луне нет жизни, нет воздуха, и нет воды. Луна — это безжизненный камень, планета, усеянная кратерами, от упавших на нее метеоритов. Туда еще очень долго никто не полетит. Да и делать там по большому счету нечего. Тут бы со своей Землей разобраться, да порядок навести, а уж потом о полетах думать.

— Ну, как же так, Сём? Посмотри сам видишь пятна, они очень похоже на материки или океаны.

— Я тебе даже больше скажу, они не просто похожи это они и есть. И материки, и океаны, вот только не лунные, а земные. А луна — это своего рода зеркало, на котором отражаются все земные просторы.

И ведь до сих пор никто не опроверг его слов, значит все-таки, что-то там в будущем имелось. Все-таки, немного жаль, что тогда я не пожелал оказаться там, где все это есть и посмотреть на все это своими глазами. С другой стороны, здесь тоже, в какой-то степени неплохо. Правда здесь нет Длинного, да и вообще история развивается несколько иначе, и я даже в какой-то момент, подумал о том, что это не мой мир. Ведь, тогда в той комнате, я искренне пожелал вернуться в свою юность, чтобы помешать Графу ***, увезти отца в Австралию, и попытаться спасти мать. Увы, здесь произошло все совсем иначе.

Я действительно попал в свое собственное тело, как раз в тот момент, кода моего отца прилюдно расстреляли большевики, за крупную аварию, произошедшую как тогда говорили по его вине. На самом деле все было совсем иначе, но когда я об этом узнал, было уже поздно.

Мой отец, служил инженером в мастерских, железной дороги Ростова-на-Дону, и в общем-то пользовался немалым авторитетом среди работяг. Что уж говорить, если даже после свержения царя и октябрьского переворота 1917 года, он остался при своей должности, в то время, как многих других просто выгнали за ворота. Впрочем, именно это его и погубило. В качестве начальника железнодорожного депо, был назначен один из большевиков, когда-то воевавший в этих местах, и освобождавший Ростов от белогвардейцев. После, его толи ранило, толи контузило, но воевать дальше он уже не мог, однако же заработанный авторитет, позволил ему занять кресло, начальника депо. То, что этот мужчина был практически неграмотен, не говоря уже о том, что не мог отличить болта от шурупа, никого не волновало. Главное у него имелась революционная сознательность, кожаная комиссарская куртка, с такой же фуражкой, портупея и большущий пистолет — «Маузер» С-96, в деревянной кобуре, болтающийся где-то в районе правого колена. Похоже большего и не требовалось.

В один из дней, на станцию пригнали состав с продовольствием, предназначенным для голодающего Петрограда, или кого-то еще, но тогда говорили именно так. И нужно было срочно отправить его дальше. Но за несколько дней до этого момента, паровоз, приписанный к станции поставили на ремонт и отправить состав, было просто не на чем. Естественно разразился скандал из-за того, что простаивает целый состав с так необходимым продовольствием, в то время, как инженер, саботирует отправку состава, прикрываясь каким-то непонятным ремонтом паровоза. То, что паровоз был поставлен на ремонт в плановом порядке, и за несколько дней до прибытия состава, никого не волновало. Вынь да положи, иначе ты саботажник, контрреволюционер, и у тебя отсутствует революционная сознательность!

И уж тем более никто не обращал внимания, на слова инженера говорящие о том, что выход паровоза на линию, обрекает не только его, но и весь состав на аварию. В итоге, когда отец отказался идти на это, его начальник сделал это собственным распоряжением. И даже успел отрапортовать выше, что состав отправлен в путь. Однако, очень скоро в Ростов доставили депешу об отказе тормозов, и взрыве паровозного котла, в результате чего состав сошел с рельсов, и естественно, во всем обвинили отца, который выпустил неисправный паровоз на линию. Советская власть, она такая — Советская!

Его начальник, первым выступил на суде, обвиняя отца во всех грехах, и доказывая, что именно он и был против этой спешки, а отец настоял на своем, видимо и рассчитывая на то, что произойдет авария.

В тот день, когда приговор привели в исполнение, мне исполнилось десять лет, и я сбежал через окно из дома, чтобы собственными глазами увидеть и запомнить все это на всю жизнь. Именно тогда я и поклялся отомстить за смерть моего отца, что и делаю именно сейчас. Отныне и навсегда — Большевики мои враги. Кем бы они не были.

Дальше, все было, как и в прошлой жизни. Мы с матерью долго ехали куда-то на поезде, потом от нас отказалась ее родная сестра, и нам пришлось ночевать на каком-то вокзале, и с этого момента, дальнейшая моя судьба, круто изменилась. Здесь на вокзале нас заметил Граф ***. Марк Леонтьевич, так его звали, тут же подошел к нам, поинтересовавшись, что случилось и как мы оказались в этом захолустье. Мать разумеется все рассказала ему, и после этого он пригласил нас в гости. Помнится, мать, тогда сильно удивилась этому.

— Поместье, Марк? Его разве еще не разграбили?

— Разумеется, так оно и произошло, причем довольно давно. Но у меня сохранился загородный дом, точнее небольшая избушка, которую я использовал в качестве дома, во время охоты.

— Та, самая на берегу Дона?

— Да, именно она.

Похоже мать знала об этом месте не понаслышке, что, впрочем, не