Шайтан Иван 6 - Эдуард Тен Страница 17

Но по итогам проверки его отделов… Грубых нарушений, кроме финансовых, разумеется, не выявлено. Что касается финансов… — он выразительно поднял палец, — прямую причастность атамана к хищениям проследить не удалось. Однако… — Куликов развел руками, — недочётов в работе его служб хватает. Изрядное количество.

— Понял. Благодарю, Жан Иванович, — выдохнул я с чувством, в котором смешались облегчение и усталость.

— Господь с вами, Пётр Алексеевич, — Куликов встал, слегка склонив голову. — Не стоит благодарности. Я лишь исполнял служебный долг.

Глава 10

Накануне отъезда Хайбулы в Картах мы остались ненадолго одни. Тишину нарушил его голос, непривычно прямой и лишенный обычного сдержанного тона:

— Пётр, я согласен. Перевези мою семью в Россию. К тебе.

Эта внезапность и обнаженная просьба застали меня врасплох. Сердце сжалось от дурного предчувствия.

— Хайбула, мы же договаривались, ты не возражал. Что случилось? Говори.

Он отвел взгляд, потом снова посмотрел на меня, и в его темных глазах я увидел тень настоящего страха.

— Убийца… Перед смертью. Я спросил — за что? Он просил прощения… — Голос Хайбулы сорвался. — Сказал: если бы отказался меня убить, они убили бы его жену и сына. — Он резко выдохнул. — Я не могу рисковать, Пётр. Мелис, дети… Им нужно уехать. Подальше. Пока я не разберусь. Ты уезжаешь в Петербург — возьми их с собой. Обещание, помнишь?

— Помню, — кивнул я, чувствуя тяжесть его слов. — Сделаю. — Я сделал паузу, собираясь с мыслями. — Хайбула, а спрошу тебя прямо: что скажешь, если мой офицер посватается к Лейле?

Он замер. Веки приподнялись, и его пронзительный взгляд впился в меня, будто пытаясь прочесть скрытый смысл.

— Он… был в том бою? — спросил Хайбула тихо, но отчетливо.

— Был. Тот сотник, что шашкой по голове получил.

— Прикрыл товарища? — в голосе Хайбулы прозвучало уважение. Он запомнил этот поступок. — Он… казак?

— Нет. Род его дворянский, честный. Состояние есть, не нищий. Поэт, известный по всей России, — подчеркнул я. — И поверь, имя его не канет в Лету. Люди запомнят.

Хайбула молчал, его высокие скулы напряглись. Брови медленно поползли вверх, выражая и удивление, и раздумье.

— Ладно, — наконец произнес он сдержанно. — Но… Ты уверен, Пётр, что это благо? Для Лейлы?

— Ох, Хайбула! — Я не сдержал горьковатой усмешки. — Сам Аллах не ведает, что на уме у влюбленных и какая дорога им уготована! А ты у меня спрашиваешь?

Он потупился, пальцы непроизвольно сжали рукоять кинжала. Видно было, как он взвешивает мое слово, обычай, будущее дочери.

— А Мелис? — спросил он вдруг, подняв голову. Вопрос прозвучал как последний бастион. — Знает ли? Что она сказала?

— Знает, — ответил я спокойно. — Сказала: такие вопросы — решать тебе, Хайбула. Ты глава семьи.

Опять задумчивое молчание повисло между нами. Хайбула смотрел куда-то вдаль, будто взвешивая последнее слово жены. Наконец, он обернулся ко мне, и в его глазах читалось глубокое, почти торжественное решение.

— Передай Мелис, — произнес он медленно и четко, — что я полностью полагаюсь на её материнскую мудрость и чуткое сердце. Какое бы решение она ни приняла относительно Лейлы и твоего офицера… я поддержу. Как отец и муж.

Я молча, с глубоким уважением, кивнул. В его словах было больше, чем просто согласие — это было доверие, дарованное жене в самом важном вопросе их дочери.

— А кто у тебя в охране теперь, Хайбула? — спросил я, желая убедиться в его собственной безопасности.

— Назначил Мелика, — ответил он уверенно. — Воин опытный, хладнокровный. Это он успел ранить убийцу, когда тот выхватил кинжал.

— Хороший выбор, — искренне одобрил я, зная репутацию Мелика.

Хайбула поднялся. В его движении чувствовалась тяжесть предстоящей разлуки, но и решимость. Он шагнул ко мне и крепко, по-горски, обнял — не на мгновение, а задержавшись, как бы вкладывая в это объятие всю невысказанную благодарность.

— Благодарю тебя, Пётр, — его голос слегка дрогнул, — за всё, что ты сделал для меня и продолжаешь делать. Сейчас… сейчас я не могу отблагодарить по-настоящему, не на словах. Но клянусь, надеюсь всем сердцем, что Всевышний позволит мне выразить мою благодарность иначе — делом, когда придёт время.

— Береги себя, Хайбула, — сказал я, сжимая его плечи. — Мы еще встретимся.

Он отступил на шаг, выпрямился во весь свой рост. Взгляд его стал твердым и ясным. Затем, по обычаю предков, Хайбула плавно склонил голову и поклонился, приложив правую ладонь к сердцу — жест глубокого уважения и нерушимой клятвы. Потом резко развернулся и пошел прочь, не оглядываясь.

Погода окончательно испортилась. Часто шёл мокрый снег с дождём — холодный, мерзкий, пробирающий до костей. Но откладывать поездку в Петербург уже не стоило. По приезде на базу я сразу поставил своих в известность об отъезде. Вместе со мной в отпуск отправлялись Андрей и Михаил; их отпуска заранее оговорены с атаманом. Главным на время моего отсутствия остаётся Трофим. Также предупредил Малышева: его отряду надлежит готовиться к убытию в Петербург — как только приедет полковник Лукьянов для их экзаменации.

Навестил Мелис. Первым, кто меня встретил на пороге, был, как всегда, энергичный Мурат.

— Здравия желаю, господин полковник! — чётко, по-строевому, приветствовал он.

— Здравствуй, Мурат.

— Полковник, а когда мы поедем в Москву? — неожиданно выпалил он, ошарашив меня прямотой вопроса.

— Скоро, — ответил я, приглядываясь к нему. — А с чего такая спешка?

— Пока тебя не было, в гости приезжала княгиня… Констанция, — смущённо начал он, и по лицу его разлился румянец. — Я ей понравился… И она мне очень понравилась. Она называла меня гал… галанным… — Мурат растерянно замолк, вопросительно глядя на меня.

— Может, «галантным»? — уточнил я, с трудом сдерживая улыбку.

— Да! Га-лант-ным! — тщательно выговорил он по слогам, явно гордясь новым словом. — Это… хорошее слово, полковник?

— Для мужчины — очень хорошее, — подтвердил я. — Ну и что же было дальше?

— Она живёт в Петербурге! Это же рядом с Москвой? — воодушевлённо продолжил он. — И сказала, что будет ждать меня в гости. Обещала ждать!

— Даже так? Ну, это, конечно, меняет дело, — кивнул я, понимая его нетерпение. — Но, Мурат, когда мы приедем в