Атаман - Алексей Викторович Вязовский Страница 14

Я выскочил под навес и побежал вперед, ничего не различая, не разбирая, кто передо мной. Домчался до своего аргамака, вскочил в седло и понесся к реке. Туда, где шла переправа казачьего войска.

Боже, ну и короткая у атамана память! В одной суме и одной каше — он упрекнул меня в том, что я оторвался от казачества! После нашего разговора будущее представлялось мне в самом мрачном свете — походный атаман не тот человек, кто легко прощает или меняет свою точку зрения. Как у нас на Дону говорят: с богатым не судись, с сильным — не борись. Втемяшилось ему в голову, что я перешел рамки — теперь жди беды.

Поскакал, сломя голову, полыхая как факел и выискивая знакомые лица. Пролетел мимо своего туземного полка, не обратив внимания на приветственные клики. Сикхи-кавалеристы давно разрушили строй и носились туда-сюда — пришлось немного покружить, чтобы добраться до быстро формируемого казачьего стана. Друзья друзьями, но донцы в белых рубахах и в штанах с красными лампасами не забывали, что находятся в чужой стране — окапывались, ограждая себя валами и расставляя единороги по углам. Лодки с другого берега продолжали сновать туда-сюда.

Первым, кого встретил из знакомых, оказался Рерберг. Уже подпоручик, он беседовал с Волковым. При виде меня Женя радостно вспыхнул, но не посмел прервать нашего «звездочета».

— Петр? — удивленно произнес Федор Исидорович, все такой же отстраненный, пребывающий в своем мире географических открытий и не желающий отвлекаться на постороннее. Он кивнул мне, будто не расставались на месяцы, и продолжил свою речь. — Принимая в соображение краткость времени, кое путешественник в проезд чрез чуждые страны может уделить наблюдению предметов, не относящихся прямо к его цели, имею сообщить следующее наблюдение: погоды нам благоприятствуют, период дождей завершился, реки не выходят из берегов, жара отступает, жизнь торжествует…

— Господин главный географ! — прервал его я. — Разрешите украсть вашего спутника на несколько минут?

Волков близоруко заморгал, дернул к носу лорнет.

— Петр? — повторил он, как будто в первый раз приветствовал меня на автомате. — Откуда вы? Какими судьбами?

— Все потом, Федор Исидорович. Мне нужен Рерберг, — излишне жарко ответил я.

— Не имею намерения вас сдерживать, юноши, — учтиво поклонился Волков и отошел в сторону, снова улетая в свои научные дали. По-моему, он пребывал в эйфории — Инд, Пенджаб, есть от чего закружиться голове.

Женя бросился ко мне с объятиями.

— Что с сотней? — резко бросил я, отстранившись и все еще пылая от ярости.

Рерберг смутился.

— Тут такое дело… Я был бессилен…

Я схватил его за грудки.

— Женя, хорош юлить! Говори, как есть!

Подпоручик не стал возмущаться. Напротив, он погладил меня по плечу, пытаясь успокоить.

— Петр Василич! На сотню пытались поставить Нестреляева. Он сразу к Марьяне подкатил. Ну и…

— Что⁈

— Цела Марьяна, цела. Нестреляеву голову проломили. За это всю сотню выпороли.

Зубами заскрипел так, что почувствовал во рту крошево. На меня будто вылили ушат холодной воды. Как-то я в своих странствиях отвлекся от действительности, где царили суровые нравы, где нагайка гуляла по спинам казаков, вызвавших гнев начальства, а солдат прогоняли через строй, наказывая шпицрутенами. Но это мои люди! Всё, Матвей Иванович, не будет у нас с тобой любви и консенсуса! Решили с наезда начать, чтоб я, значит, из-за сотни в контры не полез?

— Где? — прохрипел я.

Рерберг меня понял.

— Еще на том берегу. Ждут своей очереди на переправу.

— Черехов! Черехов! Кто видел Черехова? — раздался поблизости голос платовского ординарца и племянника по жене Василия Кирсанова.

Как мне ни хотелось огрызнуться или затаиться, откликнулся:

— Здесь я!

— Атаман зовет!

— Так он меня выгнал! — окрысился я, заиграв желваками.

— А теперь зовет, — ухмыльнулся подъехавший на буйном жеребце офицер.

— «Минуй нас пуще всех печалей и барский гнев, и барская любовь», — процитировал я еще не написанные строчки Грибоедова.

— Но-но! — нагло ухмыльнулся Вася, но тут же спал с лица, увидев, как моя рука легла на рукоять черкесского кинжала. — Охолонись, сотник! Атаман зовет — изволь исполнять!

Ага, бегу и падаю, перо с чалмы б не потерять!

Я сплюнул с досады, но все же решил подчиниться.

Глава 5

За время моей недолгой отлучки обстановка в палатке атамана разительно переменилась. Денщики успели сколотить две лавки и подобие стола, заставить его присланными от Сингха бутылками и блюдами с фруктами. Полковники успели принять по чарке, кто-кто задымил, все благодушествовали, отдыхая после трудного похода, с интересом изучая и пробуя манго.

— Явился не запылился, — уже не так зло поприветствовал меня Платов. Его лицо разгладилось, глаза не метали молнии, но и дружеским взгляд атамана не назовешь.

Я встал у входа, все еще пребывая в напряжении. Матвей Иванович поманил меня пальцем.

— Проходи к столу, совет держать будем, как нам дальше поступать.

Остался на месте, лишь сверлил своего вождя суровым взглядом.

— Гляньте на него! — ехидно сказал Платов. — Обиделся. Охай, не охай, сотник, а вези до упаду.

И эту реплику оставил без ответа.

— Петр, — вмешался мой бывший командир Астахов. — Оставь свои обиды, вспомни, кто ты есть. Что за мальчишество, право?

— Мальчишество? — вдруг прорвало меня. — Что вы называете мальчишеством, Емельян Никитич? То, что моими усилиями вам дорожку подстелили аж до самой реки Инд? Продовольствие и фураж для всего Войска? Мелочь, да? Ни один клинок не покинул ножны при вашем появлении — это тоже ерунда?

— Никто твоих заслуг не умаляет, — вклинился в разговор Дюжа. — Но и вопросов к тебе многовато накопилось. Ты зачем в политику полез? Кто тебе разрешал? Переворот в Кабуле, здесь непонятные движения…

— Знаешь, как тебя называют? — резко поднял голову Платов, пребывавший до этого в задумчивости, разглядывая натюрморт на столе из фруктов.

— Разное слышал, — уклонился я от прямого ответа.

— Командиром своего отряда тебя называют, атаманом, — обиженно просветил меня Платов. — Ты у нас, оказывается, сам по себе.

— Неправда, — тряхнул я головой. — Все, что я делал, было направлено к одной цели — помочь Войску.

— И про себя не