Русь. Строительство империи 7 - Виктор Гросов Страница 13

На следующий день, когда праздничный угар немного спал, я, засучив рукава, принялся за дела. Первым делом — осмотр города. Вместе с Такшонем, который знал тут каждый камень, Степаном, моим главным мастером на все руки, и несколькими местными старейшинами, выбравшимися из своих укрытий, мы обошли Тмутаракань. Картина была удручающая. Осада не прошла даром. Стены в нескольких местах были серьезно повреждены осадными машинами хазар, кое-где виднелись свежие проломы, наспех заделанные защитниками. Башни, особенно те, что выходили на степь, требовали капитального ремонта. Гавань тоже пострадала — несколько причалов были разбиты, на дне виднелись остовы затопленных рыбацких лодок. Следы пожаров чернели на стенах домов.

— Да уж, работы тут непочатый край, — вздохнул я, оглядывая панораму разрушений с городской стены.

— Ничего, княже, — отозвался Такшонь, осунувшийся, но с прежним огнем в глазах. — Главное, выстояли. А отстроимся. Люди у нас работящие, да и твои мастера помогут. Вот тут, — он ткнул пальцем в сторону полуразрушенной башни, — нужно в первую очередь укреплять. Отсюда самый лучший обзор.

Степан, хмуро оглядывая повреждения, уже что-то прикидывал в уме.

— Камень есть поблизости? Лес? — деловито спросил он у старейшин.

Те, поначалу державшиеся робко, постепенно осмелели. Один из них, седобородый старик с выцветшими глазами, шагнул вперед:

— Каменоломни есть, княже, в паре верст от города. И лес можно найти, если вверх по реке подняться. Только вот народу мало осталось, да и те измучены.

— Людей дадим, — заверил я. — И плотников, и каменщиков. Твои, Степан, люди справятся?

— Справимся, княже, не впервой, — кивнул Степан. — Нужны будут еще кузнецы — инструмент чинить, скобы ковать. И по дереву мастера.

Мы спустились со стены и прошлись по улицам. Жители, видя меня, выходили из домов, кланялись. В их глазах читались и страх, и надежда. Я старался быть приветливым, расспрашивал о нуждах. Важно было показать, что пришла не просто новая власть, а защита и порядок.

— Перво-наперво, — сказал я, обращаясь к старейшинам и своим воеводам, когда мы остановились на центральной площади, — нужно расчистить завалы, убрать мусор. Похоронить погибших, и наших, и вражеских — нечего заразе распространяться. Затем — ремонт стен и башен, восстановление причалов. Продовольствие на первое время у нас есть, но нужно наладить подвоз. Рыбакам — выходить в море, как только починят лодки. Охотникам — в степь.

Старейшины согласно закивали. Один из них, помоложе, с живыми, умными глазами, спросил:

— А как с торговлей быть, княже? Раньше купцы хазарские да греческие хаживали. Теперь как?

— И теперь будут хаживать, — ответил я. — Только торговать будут по нашим правилам. Русь сильна, и с ней будут считаться. Наведем порядок, обеспечим безопасность — и купцы сами потянутся. Но это дело не одного дня. Сейчас главное — восстановить город, накормить людей, обеспечить их безопасность. А там и до торговли доберемся.

День пролетел в заботах. Осмотр складов, распределение продовольствия, организация работ. К вечеру я чувствовал себя выжатым, но было и удовлетворение от того, что дело сдвинулось с мертвой точки. Тмутаракань, этот далекий форпост Руси на южных рубежах, начинала приходить в себя.

Поздний вечер окутал Тмутаракань. Город, утомленный дневными трудами и вчерашним бурным празднованием, затихал. Лишь редкие огни мерцали в окнах, да доносился с моря мерный шум прибоя. Я сидел в лучшем доме, что уцелел после осады, — его спешно привели в относительный порядок для меня. Рядом, за дубовым столом, на котором стояла одинокая глиняная плошка с едва коптящим фитилем, расположились Ратибор и Илья Муромец. Мои самые верные, самые проверенные соратники. После суматошного дня, полного распоряжений, осмотров и разговоров с местными, хотелось просто помолчать, собраться с мыслями. Но мысли эти были тяжелы и огромны, как грозовые тучи.

Я машинально водил пальцем по грубой поверхности стола, словно пытаясь начертить на нем карту. Карта эта разрасталась в моем воображении, захватывая все новые и новые пространства. Новгород, вольный и гордый, теперь смотрел на меня. Ростов, богатый и строптивый, склонил голову. Западные земли — Туров, Владимир, еще недавно заглядывавшиеся на Оттона, теперь присягнули мне. Галич, верный Такшонь, держал южные рубежи. Мой Переяславец, моя маленькая Березовка, откуда все началось, — они были частью этой огромной мозаики. И вот теперь Тмутаракань, далекая, почти легендарная, форпост у самого Черного, нет, Сурожского моря, как его тут называли. А Киев, мать городов русских, сейчас был в запустении, после древлянского разора и предательства Ярополка. Но и это запустение, как ни горько было это осознавать, лишь подчеркивало тот факт, что другой силы, способной собрать эти земли воедино, кроме моей, сейчас на Руси, похоже, и не было.

— Далеко мы забрались, княже, — нарушил тишину Ратибор, внимательно наблюдавший за мной. Его лицо, обычно суровое и непроницаемое, сейчас выражало какую-то задумчивость. — От Березовки до Тмутаракани — почитай, полмира по тем временам.

Илья Муромец, сидевший чуть поодаль, крякнул, поглаживая свою окладистую бороду.

— Не всякому князю такое и во сне привидится, — прогудел он басовито. — Столько земель под одной рукой собрать… Бывали на Руси князья сильные, да только вот так, чтобы от Белого моря до Черного, да от западных границ до Волги — такого, пожалуй, и не припомню. Разве что Олег Вещий когда-то… да и то, больше данью брал, а не властью твердой.

Я поднял голову, посмотрел на них. В тусклом свете плошки их лица казались высеченными из камня.

— Не я один, — проговорил я. — Мы все. Каждый из вас, каждый дружинник, что шел за мной, что кровь проливал. Без вас я бы и Березовку не удержал, не то что до Тмутаракани дойти.

— То само собой, княже, — кивнул Ратибор. — Дружина верная — опора князю. Да только ведет-то дружину князь. И слово его — закон. А твое слово теперь, выходит, по всей Руси закон. Почитай, от края до края.

Я усмехнулся, хотя на душе было не до смеха.

— Закон… Чтобы он законом стал, его еще написать надо, да так, чтобы все приняли. А потом еще и следить, чтобы исполняли. Это посложнее будет, чем Сфендослава в поединке одолеть или хазарский лагерь разгромить.

— И то верно, — согласился Илья.