Железный лев. Том 2. Юношество - Михаил Алексеевич Ланцов

Железный лев. Том 2. Юношество

Пролог

1845, январь, 9. Санкт-Петербург

— Вы хотите, чтобы я поверил в эти сказки? — поинтересовался благообразно выглядевший мужчина.

— Я все перепроверил много раз. Слишком много совпадений.

— Вы готовы поставить на это, — Джон Блумфилд потряс пачкой листов, — свою репутацию и карьеру?

— Да, сэр.

— Даже так?

— Смерть этого несчастного стряпчего насквозь удивительна. Я не представляю, как можно было ТАК запугать человека.

— Мы все чего-то не знаем в этой жизни, — пожал плечами посланник Великобритании в России. — То, что вы тут описали, вполне укладывается в одержимость бесами или душевное расстройство.

— Так и есть. Одержимость. Но согласитесь — очень своевременная и уместная. Он ведь вернул графу украденное. И даже сверх того. Поэтому логично предположить, что именно граф причастен к этой одержимости… и что именно граф управлял тем бесом, который и сгубил несчастного.

Посланник задумчиво пожевал губами, никак не реагируя на это высказывание. Его собеседник же продолжил.

— Я разговаривал с Герценом и, судя по всему, он для нас потерян.

— Вы думаете?

— Он боится, понимаете? Боится этого юного графа и напрочь отказывается писать про него пасквили. А что будет дальше? Он, очевидно, пытается вырваться из-под нашей дружеской опеки.

— Ну что же, — пожал плечами Джон Блумфилд, — игрушки иногда ломаются.

— Именно так.

— Вы уже подобрали ему замену?

Собеседник молча кивнул на пачку листов в руках у британского посланника.

— Вы шутите?

— Нет.

— Вы считаете этого юношу чуть ли не колдуном. И вы предлагаете сделать ставку на него?

— Именно, — улыбнулся собеседник. — Потому что его конфликт с императором неизбежен. Особенно если нам чуть-чуть помочь. И денег не потребуется ему платить.

— И как вы его собираетесь контролировать?

— Если я правильно понимаю замысел, — произнес он, подняв глаза вверх, — то наша задача сдержать эту страну, любой ценой. И провоцировать в ней максимальный внутренний раздрай и смуту. Это так?

— Да. Но император раздавит эту блоху походя.

— А если нет? Что мешает нам попробовать? Чем мы рискуем, если не действовать напрямую? Юношу ведь нужно просто спровоцировать, настроив его на нужный лад, не более того.

— Нам мешает вот это! — потряс Джон Блумфилд пачкой бумаги. — Если высказанные тут предположения являются правдой, то нам надлежит избавить мир от чудовища.

— Разве нашей благословенной земле станет угрожать тот факт, что в далеком и глухом медвежьем углу живет колдун? Он же одним своим присутствием отравляем тут все.

— Пока я не вижу этого. — хмуро произнес посланник. — Историю с Лобачевским он разрешил к чьей пользе? Можно ли такой поступок назвать отравой?

— Здесь нет ничего необычного. Он создает себе логово и защищает тех, кто нужен для этого. Но тем интереснее, сэр. Вы же сами мне много раз говорили, что император ценит дисциплину прежде иных качеств, и те, кто проявляет слишком много самостоятельности, вызывают в нем страшное раздражение.

— А еще Николай Павлович ценит тех, кто достигает успеха.

— Едва ли он сможет воспринимать этого мальчишку с такой точки зрения.

— Отчего же?

— Почтение. В нем его нету. Герцен убежден, что юноша — последователь Вольтера. Не просто вольнодумец, к каковым, в сущности, вся молодежь относится, а именно сторонник той, старой философии. И потому не только умен и деятелен, но и остер на язык, не имея никакого почтения ни перед кем. Как вы думаете, сможет Николай Павлович терпеть такого человека? Инициатива, циничность, едкость… А его шутки с кондомами? А выходка с великой княжной? Я уверен, что этот юноша уже раздражает императора одним фактом своего существования. Их конфликт неизбежен.

— А если нет? Если мы невольно подтолкнем этого колдуна в ближний круг императора?

— Все мы смертны. И он тоже. Вы ведь верно сказали — для нас дело чести избавить мир от этого чудовища.

— Вот только какой ценой? Только из вашего отчета следует, что к нему уже посылали людей, дабы если не убить, то избить и унизить. И чем это для них закончилось?

— Этим юноша меня и зацепил. Я так тоскую по одной яркой личности, что вечно баламутила всю Россию. Не находилось ни одного мало-мальски образованного прапорщика, чтобы он не знал его вольнодумных стихов наизусть. И вот та персона тоже очень любила лезть на рожон. Это же удивительная возможность, сэр! Можно раз за разом помогать ему избегать гибели, приучая к удаче. А потом, когда нам потребуется, просто отвернуться. Если же еще чуть-чуть подсыпать соли на разные раны, то его фиаско может оказаться настоящей карой небес…

Посланник задумался.

Он прибыл в Санкт-Петербург после упомянутой истории, так что знал немного. Но слышал о том, что в последние годы тот поэт, делавший немало для раздражения общества, стал меняться, быстро переходя к совершенно неуместной для них позиции. А ведь в него вложили столько сил, чтобы этот самый «каждый прапорщик» о нем вообще знал…

— Сэр? — произнес собеседник, глядя на напряженно думающего посланника.

— Этот юноша не поэт.

— А и не надо. С ним даже проще. Нам ведь нужно спровоцировать этого колдуна на активные действия. Юноши же… они всегда такие вспыльчивые и поверхностные. Доверьтесь мне…

Часть 1

Глава 1 // Над пропастью не ржи

— Ты, Васятка, из-под низа бери капустку-то… там посочней.

К/ф «Ширли-Мырли»

Глава 1

1845, январь, 12. Казань

Лев Николаевич по своему обыкновению стоял возле окна и наблюдал за гостями, в то время как очередной прием, который давала его тетушка, шел своим чередом.

Люди пили.

Люди болтали.

Люди играли в карты.

Этакие клубные вечеринки для закрытой аудитории. Пелагея Ильинична Юшкова очень трепетно ко всему этому относилась и вдумчиво выбирала, кого и когда приглашать. И сколько Лев ни пытался, но понять ее мотивацию порой попросту был не в состоянии.

Расспрашивал.

Разумеется, расспрашивал. Однако там получался каждый раз такой многослойный букет ничего не значащих вещей, что он едва ли мог в нем разобраться. Да