Суровое испытание. Семилетняя война и судьба империи в Британской Северной Америке, 1754-1766 гг. - Фред Андерсон Страница 6

с другими индейскими группами и беря более слабые народы под свою защиту в качестве зависимых. С народами, которые отказывались внимать Благой Вести как союзники или зависимые, можно было иметь дело только как с врагами. Ирокезы считали, что война с такими непокорными народами не только справедлива, но и необходима, поскольку завоевание и насильственное подчинение Великой Лиге — единственный оставшийся путь к миру для них. На протяжении, возможно, двух столетий до того, как ирокезы вступили в устойчивый контакт с европейскими колонистами, их стремление распространять Благую весть о мире и силе помогало поддерживать почти непрерывные военные действия с народами за пределами Великой лиги и ее растущей полутени клиентов и союзников[6].

Появление европейских торговцев и поселенцев на окраинах Ирокезии в XVII веке поставило Пять Народов перед серьезной, беспрецедентной угрозой в виде желанных товаров, губительных болезней и все более разрушительных военных действий. Готовность голландских торговцев обменивать мушкеты на шкурки сделала ирокезских воинов самыми боязливыми в восточной части Северной Америки, а потери, которые несли ирокезские военные отряды, порождали растущий спрос на пленных. За полвека обострения траурной войны Пять Наций приобрели легендарную репутацию свирепых, завоевав и рассеяв такие индейские группы, как гуроны, эри и нейтралы по обе стороны Великих озер, и опустошив долину Огайо от жителей Мононгахела, Шоуни и других. Но сказочный военный успех ирокезов стоил им огромных усилий: к 1660-м годам они оказались настолько истощены, а их население настолько сильно разбавлено усыновленными, что они не могли продолжать борьбу. Когда в 1664 году английское завоевание Новых Нидерландов положило конец притоку голландского оружия и боеприпасов, ирокезы уже не могли продолжать. В 1665-67 годах каждый из пяти народов заключил мир с Новой Францией, главным поставщиком оружия и торговым партнером их врагов, и прилив конфликта ослаб.

За эти долгие, страшные годы кровопролития древний церемониальный институт Большого совета начал приобретать новые функции, поскольку военные вожди Пяти наций превратили его в форум для согласования политики, направленной на удовлетворение общих интересов своих народов. Никогда прежде военные вожди — группа энергичных молодых мужчин, отличных от пожилых гражданских вождей, или сакхемов, которые все еще выполняли необходимые ритуалы Великой лиги, — не достигали столь значительного сотрудничества. В советах военных вождей зародилась Конфедерация ирокезов как дипломатическая организация, способная координировать политику различных народов. Сосредоточение Конфедерации на внешних связях дополняло внутреннюю объединяющую, миротворческую роль Великой лиги. В конечном итоге Конфедерация создала сложную дипломатическую систему, основанную на практике даров и церемониях соболезнования, принятых в Лиге.

Мир позволил ирокезам восстановить определенную демографическую стабильность, но принес новые проблемы, поскольку французские миссионеры-иезуиты начали проводить среди них евангелизацию, разделив каждый из пяти народов по внутреннему признаку. Ирокезы, в частности, понесли потери, когда новообращенные переселились вдоль реки Святого Лаврентия. Отделение католиков-каунавагов (названных так по названию их крупнейшего поселения) было самым драматичным примером фракционирования, но все пять наций разделились внутри на франкофильское, нейтралистское и англофильское крылья. Внутри Совета Конфедерации англофилы одержали верх и в 1677 году создали торговый и стратегический союз, Цепь Завета, с правительством Нью-Йорка, а затем и с колониями от Виргинии до Новой Англии. Английская поддержка и оружие позволили Конфедерации в последней четверти века начать агрессивную политику, направленную на проникновение во «французские торговые и союзные системы, которые распространялись на регионы Великих озер и долины Миссисипи»[7]. Результатом, почти неизбежно, стало возобновление прежней модели военных действий, которая после 1689 года слилась в первый англо-французский колониальный конфликт, Войну короля Вильгельма.

Союз Онондаги с англичанами оказался губительным, поскольку за время мирной жизни французы создали весьма эффективную систему союзов с алгонкиноязычными группами беженцев, которых ирокезские воины в первой половине века вытеснили далеко на запад, за озеро Мичиган. Ключом к этой французской системе союзов была способность миссионеров, торговцев и чиновников взять на себя культурную роль отца, как это понималось среди индейцев бассейна верхних Великих озер, или pays d'en haut. Поскольку алгонкинские отцы не наказывали своих детей, а стремились создать гармонию, их реальная власть проистекала из способности дарить подарки и выступать посредниками в спорах; отцы могли убеждать, но не могли стремиться к прямому контролю, не теряя при этом своего морального авторитета. Французские посредники действовали именно таким образом среди разрозненных, часто взаимно враждебных народов-беженцев pays d'en haut, групп, которые мало что разделяли, кроме общей истории вражды с ирокезами. Под направляющим влиянием «Ононтио», как алгонкины называли французского генерал-губернатора (и, соответственно, короля, которого он представлял, а также священников, торговцев и военных, которые представляли его среди индейцев), деревни беженцев постепенно объединились в систему союзов, в центре которой была французская власть. Французские дипломатические подарки, торговые отношения с акцентом на взаимность, а не на конкуренцию, французское оружие и военная помощь стали валютой власти для вождей, возглавлявших группы беженцев. Таким образом, по мере того как ирокезы укрепляли свои связи с англичанами в рамках Ковенантской цепи, Ононтио создал весьма эффективный противовес их власти[8].

Если в начале века сравнительно сплоченные Пять Народов обычно имели преимущество над своими разобщенными врагами, то возобновление военных действий приносило поражение за поражением и перенесло войну в самое сердце Ирокезии. Осознав, что англичане — некомпетентные военные союзники, военачальники, представлявшие англофильскую, франкофильскую и нейтралистскую фракции, боролись за контроль над политикой, пока Конфедерация не развалилась на части. В конце концов главы различных фракций заключили внутреннее перемирие, которое позволило ирокезским дипломатам заключить мирный договор с французами в Монреале и одновременно возобновить Ковенантскую цепь с англичанами в Олбани. Эти соглашения, известные как Великое урегулирование 1701 года, сохранили независимость Пяти наций и открыли новую эру нейтралитета в ирокезской дипломатии[9].

По мере того как в Большом совете постепенно утихали фракции, хрупкое соглашение о том, чтобы оставаться в стороне от англо-французских споров, переросло в прочный консенсус о том, что можно извлечь выгоду, разыгрывая одну европейскую группу против другой и не позволяя ни одной из них занять господствующее положение. Таким образом, ирокезский нейтралитет стал одновременно и основой стабильности внутри лиги, и источником власти для влияния на отношения между враждующими империями. Нейтралитет означал для Пяти Народов не пассивность или пацифизм, а скорее проведение трех взаимодополняющих, активных политик: враждебность к индейским народам далеко на юге, особенно к чероки и катавбасам Южной Каролины; сотрудничество с правительством Пенсильвании для получения контроля над индейскими народами и землями на южном фланге Ирокезии; и мир с «дальними индейцами», или союзными Франции алгонкинами из pays d'en haut и верхней части долины Миссисипи[10].

Первая