Константинополь и Проливы. Борьба Российской империи за столицу Турции, владение Босфором и Дарданеллами в Первой мировой войне. Том I - Евгений Александрович Адамов Страница 45

Англии, — любви, вызванной 1) успехом русской мобилизации, 2) «Оранжевыми книгами» министерства иностранных дел, 3) манифестом о Польше и 4) мерами против алкоголизма. Бенкендорф, как будто пародируя Извольского, превращался из русского посла в неофициального агента британского министерства иностранных дел, и Грэю оставалось лишь цитировать изречения этого посла, добавляя «я подтвердил выраженные им взгляды», чтобы превращать эти цитаты в меморандумы английского посольства.

Английское правительство сочло необходимым прежде всего ответить на опасения, возникшие в Петрограде в связи с дарданелльской операцией и энергичной кампанией во французской и отчасти в английской прессе в пользу интернационализации Проливов. В том же «осаживающем» тоне памятная записка Бьюкенена Сазонову от 6 марта заявляет, что Грэй сделал достаточно тем, что подтвердил сказанное Сазоновым в думе и не возражал против сказанного Сазоновым Бьюкенену; но Россия не должна затруднять привлечения Греции к участию в дарданелльской операции, ради чего Англия готова «поступиться» своими интересами, открытыми Грэем дополнительно в районе Смирны[171]; английскому послу поручается «повторно» заявить о «бескорыстии» дарданелльской операции по отношению к притязаниям России. Делькассе повторил Извольскому аргументы Грэя в пользу привлечения Греции к операции, распространивши их и на привлечение к ней Италии, добавивши, что это не повлияло бы на решение «больного» вопроса, так как последнее будет зависеть главным образом «от России, Франции и Англии». Ознакомившись с формулой Сазонова, Делькассе, «под сильным впечатлением» от этой формулы, заявил, что она обходит главный вопрос — о «свободе Проливов», а между тем предполагалось, что Петроград согласен на демилитаризацию Проливов и на подчинение их надзору «европейской комиссии»; если это так и остается, то это весьма облегчает вопрос о завладении Россией Константинополем и обоими берегами Босфора.

Защищая Грэя от всяких подозрений, Бенкендорф обмолвился двумя характерными замечаниями: во-первых, заявление Грэя «не является конечным выражением английской точки зрения, но, напротив, может служить основой для дальнейшего развития»; во-вторых, «многое неизбежно зависит» от «наших военных успехов», каковые, следовательно, и являются самым важным условием этого «развития». Но и он считает приезд Сазонова необходимым для успешного хода переговоров. В Петрограде нашли это излишним и ограничились повторением сказанного: необходимо безотлагательное решение вопроса о Проливах и о Константинополе; «русское общество никогда не примирится с иным решением, кроме безраздельного нашего господства над Проливами и Константинополем»; добавлено было лишь обещание обеспечить свободу плавания через Проливы и «всякие экономические интересы». Затем Сазонов предложил открыть переговоры в Петрограде между ним, Бьюкененом и Палеологом. Однако в этот же день — 8 марта — Палеолог вручил ему меморандум, уведомлявший, что русское правительство «может вполне рассчитывать на доброжелательное отношение правительства республики в деле разрешения вопроса о Константинополе и Проливах». Но «этот вопрос (вместе со всеми прочими условиями мира) найдет свое окончательное разрешение в мирном договоре, который, согласно декларации 4 сентября 1914 г.[172], должен быть обсужден сообща и подписан одновременно всеми тремя союзными державами». К этому Делькассе добавил на словах Извольскому, что все-таки необходимо «обеспечение свободы международной торговли» и что вопрос о Константинополе и Проливах должен быть частью общего соглашения об условиях мира, а не выделяться в соглашение отдельное.

Острота положения вызвала, по просьбе французского посла, приказ русской цензуре не пропускать статей по вопросу о Константинополе и Проливах и просьбу Сазонова принять в Париже такие же меры против статей, «сеющих в нашем общественном мнении недоверие к союзникам».

10 марта Извольский сообщает, что, по его впечатлению, Делькассе «окончательно примирился с мыслью о безраздельном обладании нами Константинополем и Проливами… Все свои усилия он сосредоточит на возможно широком обеспечении свободы международной торговли в Проливах». Одновременно Бенкендорф сообщил то же самое относительно Грэя. 12 марта Сазонов получил памятную записку Бьюкенена, гласившую, что если война будет благополучно завершена и если будут осуществлены пожелания Великобритании и Франции как в Османской империи, так и в других местах, то британское правительство согласится на изложенное в памятной записке русского правительства от 4 марта (19 февраля).

В дополнительной записке к этому документу Бьюкенен, по инструкции Грэя, дал следующие пояснения: Сазонов должен отдать себе отчет в том, что не может быть со стороны английского правительства «большего доказательства дружбы, чем то, которое дается содержанием упомянутой памятной записки», ибо «требования 4 марта значительно превосходят пожелания, высказанные г. Сазоновым несколько недель тому назад»; английское правительство желает, чтобы в Константинополе был учрежден свободный порт для транзита товаров, обмениваемых между нерусскими территориями, и для движения торговых судов, проходящих через Проливы; Россия не должна ставить препятствий для привлечения греческой помощи; сверх того, желательно, чтобы она заверила бы Болгарию и Румынию, что их интересы, при новом положении вещей, не пострадают, и со своей стороны постаралась бы привлечь и эти государства к участию в войне на стороне держав Согласия; вопрос «о том, что теперь является Азиатской Турцией», будет обсужден между тремя правительствами, но, не будучи в состоянии пока определить английские пожелания, Грэй заранее предупреждает, что одним из них является пересмотр касающейся Персии части англо-русского соглашения 1907 г., в смысле признания нейтральной сферы сферой английской; наконец, до решения вопроса о компенсациях за вступление в войну на стороне союзников Румынии и Болгарии и до заключения общего соглашения по поводу французских и английских пожеланий, — соглашение о Константинополе и Проливах должно оставаться тайным[173].

Следует заметить, что около этого времени — как видно из письма Извольского Сазонову от 14 марта — в Париже операцию форсирования Дарданелл объявили уже делом не 3–4 недель, а «крайне сложным предприятием, могущим затянуться на гораздо более продолжительное время». Но Извольский писал это 14 марта, то есть как раз после того, как соглашение состоялось. Известно мнение (между прочим, и У. Черчилля), что, если бы английское правительство не приняло решения ликвидировать дарданелльскую операцию, Проливы были бы форсированы, Турция смирилась бы, морское сообщение с Россией с юга было бы достигнуто, продолжительность войны в огромной степени сократилась бы и даже — как заявляет Черчилль — в России не было бы революции, угрожающей всему миру и ряду поколений неисчислимыми бедствиями[174]. Повлиял ли факт заключения соглашения о Константинополе и Проливах на отказ от дальнейших усилий и жертв, на необходимости которых настаивали, по неопровергнутому заявлению того же Черчилля, все командиры военных частей, оперировавших в районе Дарданелл? Разумеется, этот факт должен был быть учтен. Кроме того, как бы успешно он ни хранился в тайне, грекам уже нельзя было не только сулить Константинополь, но даже вход их войск в стены его. Заместить их румынами или болгарами стало