Поход на Москву - Коллектив авторов -- История Страница 152

Мильчев и Форберг ничего интересного на заводе не нашли, но привезли мне новое деревянное ложе для моего карабина.

Постояв некоторое время в Нежине, дивизия перешла опять в Конотоп. Я отдал свою чудную шашку «отпустить», то есть наточить, и когда мы выступили, то не было времени за ней заехать. Мы часто возвращались в Конотоп, и я не волновался. Но в Конотоп мы больше не попали, и моя шашка пропала. Я заменил ее драгунской, но это все же было не то.

Через Сейм

В начале сентября 1919 года наша регулярная кавалерийская дивизия под начальством генерала Барбовича двинулась из Конотопа на Белополье и у станции Ворожба перешла на северный берег Сейма. Красные не оказали нам сопротивления, и мы вошли в Путивль. Тут дивизия остановилась на два часа вдоль длинной белой стены. Очевидно, наша разведка пошла вперед, а мы ждали. Мы старались вспомнить «Слово о полку Игореве»: ведь Ярославна плакала на какой-то стене тут, в Путивле.

Вскоре дивизия пошла на север к городу Глухову, у которого завязался упорный бой. С переходом через реку Сейм местность заметно изменилась, приобрела холмистый характер, поля перемежались с лесами. Появилась береза и черный хлеб, крестьяне говорили по-русски. С Украины мы перешли в Россию. Вместо хат были избы из бревен. Но деревни были часто беднее, чем на Украине. Зато встречалось много местечек, почти города и даже индустрия, заводы.

Бой у Глухова был долгий и упорный. Красные несколько раз пытались наступать. Но в конце концов им пришлось отступить. Наша батарея много стреляла. Во время боя к батарее подошел великолепный серый в яблоках гунтер. Он был тяжело ранен и искал помощи у людей. Лошадь в страдании безмолвна, но в глазах отчаяние. Помочь ему было невозможно. Я его погладил. Он покачнулся, как пьяный, и упал. Пришлось пристрелить его в ухо. Мне было его жаль. Думаю, что у хозяина не хватило мужества пристрелить свою любимую лошадь.

Мы заняли местечко Воронеж (не путать с городом Воронежем). Тут было много мелких заводов. Я пошел по местечку, надеясь найти что-нибудь полезное для батареи. Ничего не нашел, но на маленьком заводе, принадлежавшем еврею, я встретил нашего пулеметчика, поручика Андиона. Он вовсе не обрадовался нашей встрече и по-французски, чтобы другие не поняли, просил меня не вмешиваться. После этого я присутствовал при следующем диалоге между Андионом и евреем:

— Купи у меня приводной ремень. Тебе он понадобится, — сказал Ан дион.

— Покажи его, как можно покупать заглазно, — отвечает еврей.

— Да вот же он перед тобой.

— Но ведь этот мой.

— Ты отстал от времени. Это при царе было твой и мой, а большевики нас учат, что теперь все общее. Так покупаешь?

Еврей сообразил, в чем дело, и почесал за ухом. Началась торговля, причем Андион расхваливал ремень, а еврей умалял его достоинства. Наконец сторговались. Андион засунул деньги в карман.

— Ну а теперь снимай приводной ремень, — сказал он.

— Послушай, Андион, это уж слишком, — вступился я.

— Вот ведь я так и знал, что ты мне все испортишь.

Кто-то из наших офицеров нашел на химическом заводе целую железную бочку спирта и привез ее на батарею. Вообразите нашу радость. Но радость была недолгая. Спирт отдавал эфиром, и пить его было невозможно. Даже солдаты отплевывались. Что делать? Нельзя же просто выкинуть. Спирт все же. Так и возили с собой и на каждой остановке пробовали, не исправился ли он. Ведь, говорят, мадера от качки судна улучшается. Может, и спирт от тряски на телеге… Нет, определенно пить нельзя.

Как-то дал выпить хозяину дома. И к моему удивлению, он выпил с удовольствием и даже крякнул.

— Как так? Почему?

— Мы этот спирт давно знаем. Вначале тоже плевались, но постепенно привыкли.

— И ваши соседи тоже его пить будут?

— С превеликим удовольствием.

— Тогда объявите всей улице, чтобы приходили с закуской.

Через двадцать минут вся улица была запружена очередью. А через полчаса все были пьяны, лезли целоваться и клялись в любви и верности. Мы им оставили бочку. Это было в большом селе Шастка.

Конечно, и за Воронеж и за Шастку были бои, но обыкновенные, ничем особым не отличающиеся, и я их забыл, сегодня не припомню.

У Новгорода Северского

Как я уже сказал, инспектор конной артиллерии князь Авалов принялся наводить порядок в наших двух батареях. Еще в Нежине он потребовал коновязей, а в Конотопе приказал запрячь зарядные ящики и чтобы они следовали в колонне за орудиями. Это удлинило колонны батарей в походе, и на мосту через Сейм из-за плохих лошадей и неопытных ездовых произошел затор, который мы с трудом распутали. А в первом бою у Глухова, когда надо было поставить ящики около орудий, произошла общая путаница.

— Увезти ящики в тыл, — приказал полковник Шапиловский и назначил меня ими командовать.

С этих пор ящики не ходили в колонне с батареей, а отдельно. Я становился во время боя где-нибудь в укрытии и в момент затишья ехал на батарею с одним из ящиков и пополнял снарядами передки. На моей обязанности было избегать встречи с красными и особенно с князем Аваловым. Это оказалось так неудобно, что через несколько дней мы вернулись к нашей испытанной системе с обывательскими подводами.