Мозгоимение: Фальшивая история Великой войны - Марк Семёнович Солонин Страница 12

Ни одного слова правды в этом сообщении нет. Перед нами вполне стандартная для весны 1941 г. германская «деза» — главный удар на флангах, мощные налеты на Москву, заведомо неверная дата начала вторжения. Но что самое примечательное — даже через много лет после окончания войны Жуков или не способен понять, что перед ним была немецкая фальшивка, или откровенно морочит голову несведущим читателям, утверждая:

«Данные, изложенные в этом документе, имели исключительную ценность. Однако выводы адмирала Н. Г. Кузнецова не соответствовали приводимым им же фактам и дезинформировали И. В. Сталина. “Полагаю, — говорилось в записке Н. Г. Кузнецова, — что сведения являются ложными[5] и специально направлены по этому руслу[6] с тем, чтобы проверить, как на это будет реагировать СССР…”».

Другой частью кампании дезинформации были настойчиво распространяемые в дипломатических, журналистских и военных кругах слухи о том, что Гитлер намерен предъявить Сталину какие-то новые, значительно более жесткие требования по поставкам сырья и продовольствия в Германию, вплоть до «аренды Украины и нефтепромыслов Баку». Концентрация немецких войск на востоке при этом трактовалась как инструмент психологического давления. Распространяя такие слухи, немецкие спецслужбы стремились внушить Сталину представление о том, что война начнется не внезапным сокрушительным ударом, а долгим периодом дипломатической напряженности, предъявлением «ультиматума» и т.п. Трудно сказать, как реагировал на эту дезинформацию сам Сталин. Это отдельная тема, далеко выходящая за рамки нашей книги. Лично у меня складывается впечатление, что слухи о предстоящих советско-германских переговорах распространялись в равной мере как немецкой, так и советской разведкой. Пока же отметим тот бесспорный факт, что «источники» советской разведки в Берлине систематически поставляли слухи о предстоящем «ультиматуме» в Москву.

Пора наконец назвать эти «источники». Не считая многочисленных журналистов, коммерсантов, адвокатов и сотрудников аккредитованных в Берлине дипломатических миссий, — такие «источники» по определению могли быть лишь носителями слухов, а не информации о конкретных оперативных планах немецкого командования — источников было ровно два:

- «источник в штабе германской авиации», он же «Старшина», он же обер-лейтенант Харро Шульце-Бойзен, офицер разведывательного отдела штаба Люфтваффе;

- «источник в министерстве хозяйства Германии», он же «Корсиканец», он же Арвид Харнак, референт министерства экономики Германии.

Эти люди не были заброшенными в Германию «Штирлицами». Урожденные немцы из весьма привилегированных кругов (X. Шульце-Бойзен был внучатым племянником адмирала Тирпица, женат на близкой родственнице князя Эйленбурга; доктор юриспруденции А. Харнак родился в семье известного ученого, его жена, доктор филологии, американка немецкого происхождения, была руководителем землячества американских женщин в Берлине), убежденные антифашисты и при этом сторонники коммунистических идей (в начале 30-х годов Шульце-Бойзен издавал антифашистский журнал «Противник» и после прихода Гитлера к власти оказался за решеткой; Харнак в 1932 г. создавал «Общество по изучению советского планового хозяйства») сами настойчиво искали контакта с советскими спецслужбами. Ежесекундно рискуя жизнью, они собирали и передавали в Москву любые крохи информации, какие им только удавалось найти. Но…

Но, как гласит замечательная французская поговорка, «даже самая красивая девушка не может дать больше, чем у нее есть». Обер-лейтенант Шульце-Бойзен не мог передать Сталину «секреты Гитлера» по той простой причине, что обер-лейтенанта к таким секретам и близко не допускали. В еще большей степени это относится к сотруднику министерства экономики Харнаку. Читая сегодня донесения «Старшины» и «Корсиканца», мы с горечью отмечаем, что мужественные антифашисты — отнюдь не по злому умыслу — стали фактически «ретрансляторами» умело изготовленной дезинформации германских спецслужб.

Так, 28 марта «Старшина» сообщил:

«Немецкое командование ведет подготовку клещеобразного удара: из Румынии, с одной стороны, и через Прибалтику, а возможно, через Финляндию — с другой».

14 апреля «Старшина» передает:

«Началу военных действий должен предшествовать ультиматум Советскому Союзу с предложением о присоединении к Пакту трех».

9 мая в донесении «Старшины», наряду с неточной информацией («в разговорах среди офицеров штаба часто называется дата 20 мая как дата начала войны; другие полагают, что выступление намечено на июнь) снова повторяется явная дезинформация:

«Вначале Германия предъявит Советскому Союзу ультиматум с требованием более широкого экспорта в Германию и отказа от коммунистической пропаганды…»

14 мая:

«Планы в отношении Советского Союза откладываются, немецкими руководящими инстанциями принимаются меры для сохранения их последующей разработки в полной тайне…»

9 июня:

«На следующей неделе напряжение в русском вопросе достигнет наивысшей точки, и вопрос о войне окончательно будет решен. Германия предъявит СССР требование о предоставлении немцам хозяйственного руководства на Украине и об использовании советского военного флота против Англии…»

Только 11 июня в сообщении «Старшины» появляется адекватная оценка ситуации:

«Вопрос о нападении на СССР решен. Будут ли предъявлены Сов. Союзу предварительно какие-либо требования — неизвестно. Следует считаться с неожиданным ударом».

Однако далее вновь повторяется старая дезинформационная версия замысла операции:

«Германское командование будет стремиться путем обхода с севера из Восточной Пруссии и с юга из Румынии создать клещи, которые постепенно будут смыкаться в целях окружения Красной Армии».

Еще дальше (как в переносном, так и в прямом смысле этого слова) от сейфа с «секретами Гитлера» находился руководитель пресс-службы немецкого посольства в Токио, журналист Рихард Зорге (он же советский разведчик Рамзай). Странно, но эта азбучная истина пока еще не понята широкими массами российских историков и публицистов. И даже в июне 2006 г. печатаются, например, такие перлы:

«В декабре 1940 г. Гитлер принял решение о нападении на СССР, и всего через две недели Зорге отправил в Москву копии соответствующих документов».

18 декабря 1940 г. Гитлер утвердил Директиву № 21 («план Барбаросса»). Директива начиналась такими словами:

«Германские вооруженные силы должны быть готовы разбить Советскую Россию в ходе кратковременной кампании еще до того, как будет закончена война против Англии».

Должны быть готовы. Далее было сказано:

«Приказ о стратегическом развертывании вооруженных сил против Советского Союза я отдам в случае необходимости[7] за восемь недель до намеченного срока начала операций».

Никаких конкретных сроков начала войны в «плане Барбаросса» установлено не было. Документ был отпечатан в девяти экземплярах, шесть из которых пролежали в сейфе Гитлера до конца войны, три были выданы главнокомандующим видами Вооруженных Сил.

Требования по соблюдению секретности были обычными для такого рода документов, т.е. исключительно жесткими. В последних строках Директивы № 21 было сказано:

«Я ожидаю от господ главнокомандующих устные[8] доклады об их дальнейших намерениях, основанных на настоящей Директиве».

Неужели же «господа главнокомандующие» докладывали Гитлеру устно,