Дмитрий Хмельницкий - СверхНОВАЯ правда Виктора Суворова Страница 44

Уже имея внуков, полковник в силу возраста должен был подавать сотрудникам пример достойного поведения, но, как выяснилось при ближайшем рассмотрении, он оказался способен без зазрения совести лгать в глаза, а выправка, которую можно было ошибочно принять за отражение внутренней дисциплины, являлась всего лишь особенностью его комплекции и к развитию индивидуальной культуры не привела.

В 1985 году он начал служить в 1-м отделе ЦАМО. Работавшие с ним в те годы архивисты утверждают, что он был «старшим офицером», носил авиационную форму (проверить не представляется возможным, но сам Шестопал изменился в лице и стал отрицать свою причастность к авиации, когда я поинтересовался, имеет ли он авиационную специальность) и на правах политработника читал сотрудникам политинформации.

В позднесоветский период, на который пришлась служба Шестопала, 1-й отдел во всех учреждениях (тем более контролируемых Министерством обороны) считался подразделением КГБ. Уже после развала СССР 1-й отдел в ДАМО стали называть научно-справочным, но как раз научных работ за четверть века Шестопал никаких не оставил.

Еще с тридцатых годов политработники тесно взаимодействовали с Особыми Отделами, а в ряде случаев становились его сотрудниками, поэтому присутствие политинформатора Шестопала в 1-м отделе не вызывает удивления.

Дальнейшая его карьера имеет одну закономерность: Шестопала назначали начальником отделов, в которых содержатся персональные данные. Бывший политинформатор, прежде работавший в представлявшем интересы Госбезопасности 1-м отделе, контролировал доступ исследователей и архивистов к информации о кадровом составе Вооруженных сил.

Осенью 1988 г. Шестопал возглавил 11-й отдел, где сконцентрирована наградная картотека и послужные списки офицерского состава. В тот период отдел работал по временному штату специально созданного для систематизации переданной из Главного управления кадров картотеки невруненных наград. Предполагалось, что по выполнении этой задачи многих сотрудников переведут в другие отделы. А пока на период 1988–1989 годов им писали в трудовой книжке, что они работают «по временному штату».

Как рассказывает одна из его подчиненных, погоны он в ту пору носил голубые, так что, в соответствии с легендированиему его искренне принимали за выходца из ВВС.

Однако замашки у нового начальника были совсем не авиационные: «Как Шестопал пришел в отдел, так девчата стали вешаться. Он — солдафон и стал всех строить, как солдат». Одна из воспитательных мер заключалась в том, что Шестопал запретил сотрудницами ходить в туфлях (по счастью — только в здании 11-го отдела). Нельзя сказать, чтобы это была главная проблема архивной методики либо безопасности, — например, по сей день 11-й отдел представляет собой одноэтажное пожароопасное здание с зарешеченными окнами. Как спасаться сотрудникам при воспламенении помещения, непонятно. Однако для решения этой проблемы требуется иное понимание своей ответственности. Бороться с женскими туфлями значительно проще.

Куда более уравновешенные отношения у подчиненных складывались с одним из заместителей Шестопала, служившим в тот период в звании капитана: «Он и помоложе был, и почеловечнее».

Неудивительно, что своей борьбой с дамскими туфлями Шестопал довольно быстро настроил против себя женский коллектив. И когда в отдел частным образом обратился «заинтересованный гражданин», попросивший предоставить ему информацию о неврученной награде, подчиненные решили, что начальник организовал таким образом проверку их бдительности. «Мы тогда так и подумали. Шестопал нас целую неделю каждый день накачивал, чтобы мы ни в коем случае не предоставляли никому информацию. У всех взяли подписи».

Опасения Шестопала были небеспочвенными. Как объясняют архивисты, в тот период ЦАМО получил специальные бланки, в которые следовало вносить сведения о неврученных наградах. Далее из архива сведения рассылались по военкоматам, которые уже информировали ветеранов о наградах, разумеется, не считая нужным перепроверять пришедшую из архива бумагу. Поэтому если бы подкупленный архивист направил в военкомат заведомо ложные данные, вписав в бланк имя заинтересованного человека, не имеющего в действительности к этой награде никакого отношения, военкомат полагался бы исключительно и только на пришедшую из архива бумагу.

Хотя отношения с Шестопалом у его подчиненных постепенно улучшились, на это потребовалось время, но специфические методы работы полковник сохранил и в дальнейшем, возглавив архивохранилище 5.4, в котором находятся личные дела, а также картотека пенсионных выплат.

В 1988 году карьера Шестопала могла пойти по другому пути. Ему предложили поработать в Институте военной истории начальником аналитического отдела. В его подчинении оказались бы сразу четыре офицера. Три года научной работы, которые должны были быть у претендента на эту вакансию, за Шестопалом номинально уже числились: к тому моменту он уже три года проработал старшим научным сотрудником все того же 1-го отдела. Отказался Николай Иванович от предложения, как сам говорит (цитируется по беседе, состоявшейся в 17:05 21.09.2006), «по глупости»: «Я тогда квартиру получал, а они брали подписку, что от квартиры отказываешься. Я и не пошел».

О 1-м отделе у Шестопала сохранились самые светлые воспоминания. Обычно не расположенный к обходительному обращению, Николай Иванович однажды в моем присутствии рассыпался в любезностях, когда его посетил начальник 1-го отдела подполковник Тихонов: «Приветствую самый ответственный, самый умный, самый научный отдел в Центральном архиве Министерства обороны!» Эта комплиментарная тирада, разительно отличающаяся от обычно сдержанного настроения Шестопала, предварила деловое общение бывшего сотрудника с нынешним начальником 1-го отдела. Протянув Тихонову личное дело, Николай Иванович лаконично объяснил ему: «Он служил в КГБ» (разговор состоялся в 13:25 25.09.2006). Очевидно, решался вопрос о том, удовлетворять ли запрос, связанный с доступом к личному делу агента Госбезопасности.

Симптоматично, что и на этот раз Шестопал знал, с кем любезничать. Заходившего к нему за несколько минут до этого научного сотрудника 1-го отдела, публикующего статьи в научных изданиях, он поприветствовал сухо.

Премудрость легендирования

Заслуживает внимание, что Шестопал не является автором ни одного военно-исторического исследования и за более чем двадцатилетнюю службу в архиве не счел нужным опуститься до написания статей не то что о военных событиях, но и хотя бы о методике архивной работы.

Это не случайно. В моей архивной тетради, зарегистрированной в ЦАМО 19.06.1997 за № 534, количество листов было указано собственноручно Николаем Ивановичем. 30.06.1997 перед тем, как я сделал выписки из личного дела, он пересчитал все листы и, поставив печать, написал, что «в тетраде понумеровано 56 (пятьдесят шесть) листов. Начальник архивохранилища Н. Шестопал». Так и не узнав к шестидесяти годам, что при склонении слова «тетрадь» в единственном числе предложного падежа на конце ставится буква «и» (вместо «тетради» Николай Иванович написал «тетраде»), он если и занимался в первом отделе «научной работой», то такой, которая явно не требовала от него письменной фиксации своих рассуждений.

Тем не менее его имя присутствует во многих справочниках, содержащих биографические сведения о советских военачальниках, — обычно его можно найти в списке авторов-составителей.

В 2006 году издательство «Кучково поле» (Москва — Жуковский) опубликовало военно-биографический словарь «Великая Отечественная война. Комкоры». На странице 4 было указано, что в редакционную коллегию вошли, в частности, полковник Ермоленко, начальник Архивной службы Вооруженных сил полковник Ильенков и начальник ЦАМО полковник Чувашии. А в авторском коллективе был упомянут Н.И. Шестопал.

Симптоматично, что «научно-вспомогательной работой» занимались начальник 5-го отдела подполковник Игорь Игольников и подчиненная Шестопала Ольга Егорова. Это распределение функций заслуживает перевода. «Научно-вспомогательной работой» назвали, судя по всему, подбор документов, необходимых для составления биографических справок. Шестопалу, вечно сторожащему в своем кабинете исследователей, изучающих там выданные дела, просто не хватило бы времени полноценно участвовать в подборе лежащих в хранилище бумаг. Вероятно, и поиском сведений в подобранных подчиненными делах он тоже занимался мало. В отличие от своего непосредственного начальника подполковника Игольникова. Иначе сложно объяснить, почему же Николай Иванович не фигурирует среди тех, кто проводил «научно-вспомогательную работу». Зато на странице 672 Шестопал фигурирует среди тех, кто занимался «подбором фотоиллюстраций». Вероятно, в этом и заключалось его основное участие в проекте — архивист «подбирал» в личных делах фотокарточки. Если он не счел для себя слишком мелким фигурирование в списке тех, кто подбирал снимки, то можно уверенно сказать, что, выявляй он в делах нужные сведения, его фамилия была бы внесена и в список тех, кто провел «научно-вспомогательную работу». Однако именно среди них Николай Иванович не упоминается.