Евгений Гнедин - Выход из лабиринта Страница 44

В партийных и, конечно, военных и полицейских органах были отменены отпуска; в учреждениях организованы круглосуточные дежурства.

Это то, что я могу присовокупить к газетной информации о военных маневрах у границ Чехословакии со стороны СССР, Польши и ГДР. Говорю об этом, потому что есть различия между военной демонстрацией и чем-то большим: приведением в мобилизационную готовность большой части страны и всех тыловых служб.

…В день отъезда советских руководителей в Чиерне-на-Тисе я встретил человека, тесно и постоянно связанного с международным отделом ЦК [КПСС]. Не будучи моим близким знакомым, он панически и настойчиво утверждал, что советские руководители подготовили ультиматум, в котором содержится, в частности, требование о восстановлении цензуры и об изменениях в составе руководства КПЧ… В случае непринятия этих требований — интервенция.(…)

…Твердость позиции руководства КПЧ и народный подъем в Чехословакии — это такие факторы, которые говорят о том, что в случае интервенции будет дан отпор и, каковы бы ни были преимущества интервентов, последствия необозримы и катастрофичны.

…Угроза возможных потрясающих разоблачений сталинской политики может ускорить решение вмешаться в чехословацкие дела.

…Несомненно, правительству было ясно, что Чехословакия не меняет своей внешнеполитической ориентации и далека от той линии, которую уже проводит Румыния. Между тем против Румынии репрессий не предпринимали. Следовательно, нажим, травля, угроза вмешательства и готовность перейти к военным действиям — все это обусловлено не опасением, что ЧССР будет потеряна с внешнеполитической или военно-стратегической точки зрения; все сводится к страху перед внутриполитическим курсом на демократизацию.

В кругах пониже правительственных, среди секретарей обкомов, в среде министерской и партийной бюрократии, вероятно, есть люди, которые поверили газетным сообщениям о возможности выхода ЧССР из социалистической системы и о реальной опасности «контрреволюции» в Чехословакии. Но в основном на всех ступенях правительственного аппарата преобладают чувства, охватившие всю касту: недовольство, вплоть до возмущения, стремлением к демократии и личной свободе, опасения, вплоть до страха, что ослабление диктаторского режима, особенно отмена цензуры, подрывает позиции и власть аппарата, создает угрозу его привилегиям. Мне рассказывал человек, проведший дни кризиса в редакции «Правды», что он был поражен тем, с какой откровенной злобой там говорили о необходимости подавить танками «антисоциалистические силы» в ЧССР. Мне рассказал и собеседник замминистра промышленного министерства, что тот в частной беседе высказывался за применение танков против Чехословакии. Как заметил один ответственный работник Совета Министров, рассуждения о необходимости применить танки считаются «в верхах» признаком «партийного подхода» к событиям.

Надо раз и навсегда отдать себе отчет в том, что готовность пойти на изоляцию от [международного] рабочего движения, подготовка военной авантюры, игра с возможностью европейского пожара — все это в основном обусловлено стремлением сохранить внутриполитический режим, привилегированное положение бюрократической касты.

Наряду с этим играют роль опасения перед перспективой сепаратизма в самом Советском Союзе и страх перед возможностью внутриполитических беспорядков.

…Отныне мы будем снимать шапки, проходя мимо Лобного места на Красной площади.

Вторая половина августа была столь горестной и волнующей, что невозможно было делать записи в дневнике…

Сопоставляя сведения о планах вооруженного вмешательства и о подготовленном ультиматуме с тем, что фактически произошло, констатирую, что планы и график интервенции, совершенной во второй половине августа, были полностью разработаны в июле (если не ранее), и их предполагали реализовать в конце июля. Выражаясь юридически: имеются налицо отягчающие обстоятельства — убийство с заранее обдуманными намерениями.

Реакция коммунистических партий Югославии, Румынии и народа Чехословакии была такой, какую можно было предвидеть. Вместе с тем цинизм и самоуправство интервентов, пожалуй, превзошли ожидания. То, что дело не дошло до обстрела городов и подавления народных выступлений танками, объясняется не великодушием интервентов, а тем, что чехи и словаки избрали и сумели осуществить довольно эффективное пассивное сопротивление. Это, может быть, главная «новинка» в произошедших событиях. Этим пассивным сопротивлением народа и личным мужеством чешских руководителей — всем этим и объясняю то, что оккупантам, по крайней мере сейчас, пришлось примериться с пребыванием у власти прежнего руководства и даже ошельмованного 22 августа так называемого правооппортунистического меньшинства во главе с Дубчеком.

…В целом, иллюзий быть не может: Чехословакия оккупирована; цензура введена, зачатки демократии ликвидированы; европейское коммунистическое движение обречено на длительный, вернее постоянный, кризис; Россия опорочена в глазах друзей и врагов; политика мирного сосуществования скомпрометирована; если мир не скатится к третьей мировой войне, то только по той причине, что это — глобальная катастрофа. Поэтому будут изыскиваться суррогаты мирного сосуществования, но тень событий августа 1968 года на многие годы омрачит международное положение.

Реакция правительств крупных держав Европы была, пожалуй, растерянной, практически неэффективной и напомнила мне позицию держав в связи с захватом Чехословакии Гитлером в 1938 году.

…Зависимость действий правительства СССР от реакции правительства США обнаруживается также в том, что в разгар нажима на Румынию и концентрации войск у ее границ эта авантюра была заторможена после заявления Джонсона в защиту Румынии — более твердого, чем его декларация в пользу Чехословакии.

Мрачная страница — реакция советского общества. Полная дезинформированность большинства и политическое невежество привели к тому, что либо люди верят, будто Чехословакия действительно хотела выйти из Варшавского пакта или будто ФРГ (при вице-канцлере Брандте) действительно была готова напасть на ЧССР, либо люди верят, что в Чехословакии готовился контрреволюционный переворот. По этой версии получается, что сопротивление интервенции (40 000 в подполье и десятки радиостанций) организовали всесильные «контрреволюционеры». Из обеих предпосылок обыватели делают выводы, проникнутые национализмом, даже великодержавным шовинизмом; они делают выводы, исходящие из представления, что отход от социализма, как его понимает официальная пропаганда, есть нечто дурное, во всяком случае вредное.

…Я не потерял веры в то, что в конечном счете истина пробьет себе путь в общественном сознании, но сейчас у меня такое мрачное настроение, какое бывало в худшие сталинские времена.

В день начала процесса над демонстрантами на Лобном месте я был у здания суда и чуть не попал в самое помещение суда. Информацию о ходе заседания люди, стоявшие у суда, получили к концу дня. Не буду записывать пережитое. Общее впечатление от обстановки перед зданием суда: собравшиеся интеллигенты (человек 100–150), хотя и собирались группами и сходились то в одном, то в другом месте, в общем держались спокойно и никаких «экстремистских» намерений не имели. Власти явно нервничали и создали атмосферу психоза и провокаций. Невдалеке стояли явные громилы, подготовленные для того, чтобы устроить побоище. Мне указали на одетого в штатское генерала КГБ; он окидывал «орлиным взором поле битвы» и производил довольно жалкое впечатление.

А.Д.САХАРОВУ — автору «Размышлений о мирном сосуществовании, прогрессе и интеллектуальной свободе»

Многоуважаемый товарищ Сахаров!

Мне показали рукопись Вашей брошюры и сказали, что Вы желали бы знать мнение Ваших первых читателей. Поэтому я позволяю себе в письме, не будучи с Вами лично знаком, изложить некоторые соображения, по необходимости самого общего характера; я лишь один раз быстро прочел Вашу глубокую и важную работу, побуждающую к размышлениям.

Важнейшая проблема — возможность конвергенции, сближения двух основных систем, существующих в современном мире. Это одновременно проблема и внутренней и международной политики (понимая слово политика в возможно более широком смысле). Несмотря на тесную связь обеих сторон развития, приходится все же, анализируя ход Ваших мыслей, отделить внутриполитическую проблематику от международной. Сформулированные Вами оценки и предположения в области внутриполитической в целом неоспоримы и реализуемы при определенном соотношении общественных сил. Предположения по международной политике не всегда точно сформулированы, во многом абстрактны. Возникают вопросы терминологические и методологические, то есть касающиеся самой постановки вопроса.