Уистан Оден - Стихи и эссе Страница 32

1940

"Грядущее крадется к нам, как тать."[193]

     Грядущее крадется к нам, как тать.     Мы собираем слухи по крупице —     О чем мечтает королева-мать     Или к кормилу рвущийся тупица.

     На прошлое великие мужи     Косятся, чем темней, тем беззаботней, —     Там те же казни, те же миражи     И та же потасовка в подворотне.

     Мы в страхе опираемся на то,     Что кончилось; кончаясь, бьемся в стену,     Дырявую подчас, как решето, —

     Что пропускает жирную Алису     В страну чудес, за ветхую кулису, —     До слез мало то место во вселенной.

1940

ГИБЕЛЬ РИМА[194]

     О волнорезы бьется с воем     И тяжким грохотом вода.     В разгаре брошена страда.     В пещерах гор — приют изгоям.

     Покрой парадных тог — с ума     Сойти; агенты тайной службы     Приходят под покровом дружбы     В патриархальные дома.

     Не зарясь на соборных шлюшек,     Берут любую, кто дает,     И славит евнух-стихоплет     Воображаемых подружек.

     Головорожденный Катон     Пытает древние вопросы,     Но быкомордые матросы     Удавятся за выпивон.

     Огромно Цезарево ложе.     КОГДА ЖЕ АВГУСТУ КОНЕЦ? —     Выводит молодой писец     Стилом казенным с личной дрожью.

     Авгуры обожают птиц,     А те на яйцах восседают     И, не гадая, наблюдают     Распад империй, крах столиц.

     И, босоноги, безобразны,     По золотым заветным мхам     Прут отовсюду орды к нам —     Быстры, безгласны, безотказны.

1947

ЛЕСА[195]

     Вначале чащи были черт-те чем     (Пьеро ди Козимо писал их часто) —     Медведи, львы, нагие толпы тел     И вепри с человеческою пастью     Друг дружку пожирали в глубине,     Бежав неопалимой купины.

     Местами став охотничьих забав     Эсквайров из соседних деревенек,     Все шепчутся, тех игрищ не забыв,     И рады бы спалить весь деревянник,     Но Трон и Церковь, дав им статус рощ,     Мешают взбунтоваться дебрям чащ.

     Пусть потаскух уводят в номера,     Где спросят подороже, но немного, —     А здешний дух вовек не умирал, —     И, пав во мху, былая недотрога     Клянет не опрометчивость свою,     А сводника — лесного соловья.

     Вам эти птички разве что видны,     А пенье заглушает перебранка     На пикничке. Но как заземлено,     Как второсортно протяженье Ганга     В сравнении с протяжной жизнью в чащах —     Вне духов, вне божеств, вне тещ и мачех.

     Здесь древности могильный ареал.     Здесь человек принижен, но не жалок,     Здесь алчность первородную сдержал,     И здесь душою отдохнет филолог —     Среди теней древесности густой,     Не знавших дней словесности пустой.

     Здесь перевоспитание ушей:     Морзянка Пана выше расшифровки,     Кукушка по-крестьянски колгошит,     А дикие голубки-полукровки     Туземные акценты привнесли     В уклад цивилизованной семьи.

     Здесь гибель не безгласна никогда.     Осенний плод над палою листвою     Умеет объявить свою беду,     А человек, противясь естеству — и     Потерями и старостью объят, —     Звук счастья ловит в вечном шуме вод.

     Хороший лес не хуже алтаря:     Ты позабыл, что презираешь ближних.     С самим собой ты бьешься на пари,     Что человек — превыше слов облыжных.     Хороший лес, особенно в глуши,     Двойник народа и его души.

     Но рощица, сожженная в золу,     Но гордый дуб с насквозь прогнившей грудью     Гласят, что нашим миром правит зло,     Уродство верх берет над плодородьем.     Хитра культура наша, как лиса,     А все ж не краше, чем ее леса.

1952

РАВНИНЫ[196]

     Я запросто себя воображу     На старость лет унылым попрошайкой     В питейном заведении в порту.     Я запросто представлю, как опять,     Подростком став, в углу кропаю вирши,     Чем непроизносимей, тем длинней.     Лишь одного не в силах допустить:     Не дай мне бог стать жителем равнины.

     Чудовищно представить эту гладь —     Как будто дождь сровнял с землею горы, —     Лишь каменные фаллосы церквей     Ждут разрушенья, словно пробужденья.     Субстанция пологой пустоты,     Слепая полость в глиняном кувшине,     И гравий — как гранит или асфальт —     Бесполостью калечащий пространство.

     А как расти, где все кругом равно?     В предгорьях веришь в горы; в самом нищем     Ущелье — по течению реки     Спуститься можно в поисках сокровищ.     Здесь ничего подобного: орел     И решка — вот для гения весь выбор.     Сдуй фермы с мест — как тучи поплывут.     Того и жди сюда чужого флота!

     Любовь? Не в здешнем климате. Амур,     Овидием описанный проказник,     В раю аркадском будь хоть трижды слеп,     Здесь от жары и холода прозреет.     Равнинным несгибаемых матрон     Не распатронить, если не решила     Умножить население страны     Соитьем в темноте, но не вслепую.

     Но и чем климат круче здешний Кесарь.     Он аки коршун кружит наверху.     Где горы, там порой сорвется мытарь,     Где лес, порой подстрелят лесника, —     И не ударит молния в смутьяна.     А на равнине стражи тут как тут:     Придут, распнут — и прочь… Но можно выпить.     Поколотить жену. И помолиться.

     Из захолустья родом (с островков,     Где жульничество пришлых канонерок     Толковый парень мигом в толк возьмет),     На рандеву с историей выходят     Герои на равнину. Полумесяц     Побит крестом. У мельниц ветряных     Крыла недосчитался император,     А самозванец рухнул в поле ржи.

     Будь жителем равнины я — питал бы     Глухую злобу ко всему вокруг, —     От хижин до дворцов, — и к живописцам,     Апостола малюющим с меня,     И к пастырям, пред засухой бессильным.     Будь пахарем я, что б меня влекло,     Как не картина истребленья градов     И мраморов, потопленных рекой?

     Лишь в страшном сне — точней, в двух страшных снах,     Я вечно обитаю на равнине:     В одном, гоним гигантским пауком,     Бегу и знаю — он меня догонит;     В другом, с дороги сбившись, под луной     Стою и не отбрасываю тени —     Тарквинием (и столь же одинок     И полн посткоитальною печалью).

     Что означает, правда, что страшусь     Себя, а не равнин. Ведь я не против     (Как все) повиноваться и стрелять —     И обитать в пещере с черным ходом.     Оно бы славно… Хоть и не могу     Поэзией наполнить эти долы,     Да дело-то, понятно мне, не в них,     Да и не в ней… Поэзия — другое.

1953

СЛОВА[197]

     Сужденья образуют мирозданье,     В котором все послушно их азам.     Лгать может вестник, но не сообщенье.     У слов нет слов, не верящих словам.

     Но правила есть в словосочетанье:     Держитесь за сказуемое там,     Где вкривь и вкось пошло соподчиненье,     Внимательными будьте к временам, —

     Правдоподобья требуют и сказки.     Но если правду хочешь прошептать     И срифмовать живое без описки,

     Тогда не ты — слова пойдут решать     Твою судьбу: так на потешной пляске     Вольно мужланам в рыцарей играть.

1956