Москва дипломатическая. Танцы, теннис, политика, бридж, интимные приемы, «пиджаки» против «фраков», дипломатическая контркультура… - Оксана Юрьевна Захарова Страница 16

В 20-е годы московский Арбат трудно сравнить с парижским Монмартром. Сам факт исполнения фокстрота в центре столицы СССР можно расценивать как одно из наиболее ярких проявлений дипломатической контркультуры.

Публичное исполнение фокстрота — это не только следование европейской моде. Это своеобразный протест дипломатов, которые в силу своей юридической неприкосновенности могли открыто, языком танца, демонстрировать свои взгляды.

История фокстрота, так же как и других бальных танцев, неразрывно связана с политическими и социальными процессами, происходившими в обществе. Так же как и вальс, фокстрот сначала изгнан с бального паркета, чтобы затем стать его «королем». Каждый танец в разные периоды истории имел свое смысловое значение, свою интонацию, являясь не только организационным звеном, но и своеобразным выразителем идей бального церемониала.

Балы Российской империи славились по всей Европе не только роскошным убранством, но, прежде всего, своей оригинальностью и тонким художественным вкусом. В советское время бал перестал быть частью государственной церемониальной культуры, но по-прежнему оставался важной составляющей европейской дипломатической жизни. Поэтому, находясь в Москве, дипломаты не собирались отказываться от принятых норм дипломатического протокола.

В фондах Протокольного отдела Архива внешней политики РФ содержится перевод статьи «Как надо приглашать на танцы» из турецкой газеты «Иенииел» за 12 ноября 1926 года, направленной из Анкары советским полпредством в Москву. В статье содержатся рекомендации по вопросам танцевального этикета: «Танцевать с лицом, которому не представлен, не принято. Знакомить гостей друг с другом является обязанностью хозяйки дома. Кавалер, который хочет пригласить даму на танцы, должен сказать следующее: „Можно будет пригласить вас, пожалуйста, на этот танец?“ Если дама уже занята, то она вежливо отвечает: „Извините, эфенди, я уже обещала другому“. Если только танцующее лицо вследствие своей усталости или по какой-либо другой причине откажется от приглашения танцевать, это лицо не может танцевать с другим или с другой тот же танец.

Если только дама два раза отказывает кавалеру в танце, то это значит, что она с ним танцевать не желает. В таком случае приглашать более эту даму не годится. По окончании танца кавалер должен сопровождать даму до ее места и, посадив даму, вежливо ей поклониться. Кавалер обязан сопровождать даму, с которой танцует, к буфету. Дама и самостоятельно может пройти до буфета. Если же не имеется буфета, а разносят только напитки, кавалер должен помогать даме брать эти напитки, но отнюдь не выпивать самому».

В отличие от танцевальных вечеров, где в большинстве случаев исполняли под граммофон фокстрот, для балов писали оригинальные сценарии и шили не менее оригинальные костюмы.

23 января 1927 года во время визита Флоринского в итальянское посольство «графиня напомнила о своих субботах, которые мало посещаются наркоминдельцами. Просила облегчить проезд границы ее племяннику Фарри (богатому светскому путешественнику вокруг света), везущему ей котильон из Парижа для большого бала, который она собирается дать»[124].

12 марта 1927 года состоялся бумажный бал шведской миссии. При входе гостям раздавали бумажные головные уборы, цвет которых соответствовал цвету зала, где для них были отведены места за маленькими столиками. Так же было устроено три буфета с холодными блюдами, которые мужчины приносили дамам. Танцы продолжались почти до трех часов утра.

Успех шведского бала вдохновил французское посольство на организацию приема, где все гости были одеты в костюмы из бумаги[125].

Советское правительство не баловало вниманием дипломатов, аккредитованных в Москве, поэтому в истории дипкорпуса 1930 год занимает особое место. После военного парада в честь годовщины Октябрьской революции на Красной площади вечером состоялся прием для дипкорпуса (место не указано) от имени М.И. Калинина — «первый подобный прием в нашей истории (если не считать приема в 1928 г. по поводу приезда Амануллы) „прием в пиджаках“», — запишет в дневнике Флоринский[126]. В 1929 году М.И. Калинин принял в Кремле президента сената Данцига Заама, в честь делегации был дан банкет, на котором присутствовали А.В. Луначарский, А.И. Микоян, Л.М. Карахан и другие члены правительства. Дипкорпус приглашен не был. Калинин встречал гостей и принимал поздравления у входа в зал вместе с Ворошиловым, Крестинским, Караханом и другими членами правительства. В программе приема — «небольшой» концерт с участием Обуховой, Барсовой, Жадан и фуршет. Калинин и Ворошилов сидели за столами с французским и британским послами и их женами. Затем Михаил Иванович пересел к столу германского посла, беседовал с турецким и афганским послами. Танцы не предполагались, но, уступив просьбам дам, председатель ЦИК дал согласие на танцы после ужина (играл струнный оркестр Криша). Около двух часов ночи гости разъехались. Д.Т. Флоринский отметил в дневнике «развязное» поведение некоторых представителей дипломатического корпуса[127].

На следующий год 7 ноября 1931 года «прием у Калинина» был организован в особняке ЦИК СССР. На прием приглашен весь дипкорпус. Михаил Иванович принимал гостей в центре Большого зала.

В 23 часа началась концертная программа: Нейгауз, Рейзен, Обухова и Степанова. В 23 часа 45 минут все присутствующие отправились ужинать.

В отдельном зале были накрыты столы для шефов миссий и «нашей верхушки» — всего 60 приборов. Стол на 16 приборов предназначался для жен с послами, Калинина, Янукидзе, Ворошилова, Крестинского с женой, Карахана, Гринько, Трояновского.

В двух залах были накрыты два фуршетных стола для «остальных» гостей. «Хотя многие из приглашенных не звались, все же в этих комнатах, как и следовало ожидать, была изрядная давка»[128]. С разрешения Калинина в час ночи начались танцы. Подводя итоги приема, Флоринский отметил, что он прошел вполне «удовлетворительно». «Метрополь» хорошо справился со своей задачей, обслуживание в зале шефов миссий «было безупречно». Гости особенно остались довольны превосходным сладким буфетом в круглой гостиной. Хорошо была воспринята и концертная программа. В организационном отношении «все было в порядке»[129].

Менее благополучно, по мнению Флоринского, обстояло дело с составом присутствующих. «Было много лишних людей, присутствие которых не вызывалось никакой необходимостью, <…> с другой стороны, отсутствовали члены правительства, в частности, руководители НК Внешторга, ВСНХ, Госбанка, представители Моссовета <…>». Флоринский считает, что этот опыт следует учесть при организации последующих приемов[130].

Прием у М.И. Калинина имел важное политическое значение, но своеобразным «гвоздем» сезона 1931 года стал бал у фон Твардовских. В ходе подготовки было высказано много мнений о составе приглашенных с советской стороны. Дирксен выступал за широкое привлечение «советских», но так как сторонников противоположной точки зрения было достаточно много, то согласились на компромисс и приняли программу-минимум Дирксена — пригласили Флоринского, Штейгера, Бубнову