Спецзона для бывших - Александр Викторович Наумов Страница 10

выводы, кто этим руководит. Оставалось ждать развязки событий. Я был в отпуске. Вышел из дома на улицу. Подошли какие-то люди, сказали: «Ты арестован», посадили в машину, и поехали. Я не знаю, куда меня отвезли, и кто отвез. Сказали, что из милиции, хотя были в штатском. Следователь был… потом он исчез. Считаю, это была заранее спланированная операция. Там, куда меня привезли, никому не рекомендую побывать. Добивались признания. Существуют методы убеждения и принуждения… От меня хотели услышать, что я якобы организовал покушение на эту бабушку. Но я ничего не подписал. На всём протяжении следствия я пытался объяснить этим… придуркам… что я содержусь незаконно. Писал жалобы. Все эти жалобы уходили в Генпрокуратуру и возвращались моим же мучителям. Они в лицо смеялись и говорили: «Ну чего ты пишешь?» Потом состоялся суд, а суд ручной… В приговоре мне написали, что я, по их версии, совершил приготовление к убийству в форме организации, подстрекательства, пособничества в совершении преступления. С юридической точки зрения, организация, подстрекательство, пособничество называются соучастием. Из пяти так называемых соучастников по этому делу только мне одному вменили приготовление к убийству — по сто пятой статье, а у всех других — сто двенадцатая статья. То есть получается, что преступление я совершил индивидуально, один. А при индивидуальном приготовлении к совершению преступления не бывает какого-либо соучастия, хотя меня обвиняют именно в соучастии. Я писал кассационную жалобу. Определение Верховного суда, очевидно, тоже шло под чьим-то давлением. В приговоре написано: исполнители признают, что я не требовал убийства. Судья уже интерпретирует это по-своему: мол, я не требовал убийства, но и не возражал, что если убийство всё же произойдет, то ещё и доплачу якобы им. А зональный судья — представитель вышестоящей инстанции — пишет уже конкретное определение: «Требовал убийства». То есть конструкцию косвенного умысла меняет на прямой умысел. И таким способом «доказывается», что с моей стороны якобы были приготовления к убийству. Но даже если принимать их версию, и учесть, что исполнители говорили — не требовал убийства, это будет означать, что по косвенному умыслу я так же, как они, попадаю под амнистию. А Верховный суд… он тоже завязан, он не свободен в своих решениях, уступает нажиму. Ну а какой интерес выходить члену Верховного суда за пределы судебного разбирательства, за пределы обвинения? Суд уже ограничил все «за» и «против» своим приговором.

— Давайте вернёмся в день сегодняшний. Что за люди окружают вас в колонии? Какие отношения складываются в зоне между осуждёнными?

— Каждый сам за себя. Вот и все отношения. День прошёл — и ладно.

— Есть в зоне какие-то негласные правила, установленные не администрацией, а самими осуждёнными?

— Мне трудно это сказать. Я много лет провел на тюрьме, а не в колонии.

— А в тюрьме есть свои правила?

— Там все проще. Меньше говори — больше жить будешь. Хотя в зоне тоже приходится себя сдерживать. Я вот получил письмо, из которого узнал: матери стало плохо. Подхожу к дневальному отряда, говорю: «Мне надо съездить в отпуск». Здесь положены отпуска, с выездом, за хорошее поведение, по отбытии части срока. А дневальный мне отвечает: «Ты малоизученный». Я смотрю на него: стоит передо мной какой-то пацан, ему двадцать три года. А я — полковник! И у меня такое желание было сказать ему: «Да пошёл ты на…». Но я сказал: «Слушаюсь», и отошёл от него. Но в отпуск я всё равно съездил. Написал письмо жене, объяснил ситуацию. Она позвонила в Минюст, спросила кого надо, ей ответили, что в отпуск меня могут направить по усмотрению начальника колонии. То есть ей дали понять, что если надо, из Минюста могут позвонить в ГУИН, а оттуда — в колонию, и мне разрешат покинуть колонию.

Часть 2

Список приговоренных

Арест до выяснения обстоятельств

Начальник из МИДа. — Военный атташе на подхвате. — Нехорошая квартира. — Кирпич на голову. — Труп в реке. — В СИЗО — в белой рубашке. — «В Москве все контролировали люди в погонах».

О своем преступлении осужденный М. рассказывает с улыбкой.

— Просто я оптимист по жизни, — говорит он. — Мне сидеть семнадцать лет. Но я не пал духом. Занимаюсь спортом. Читаю. Тут на свидание ко мне приезжала родственница — жена брата, так она вообще сказала: «Ты здесь как на курорте».

Спрашиваю его: чему может научить тюрьма?

— Меня тюрьма ничему не научила. У меня у самого очень много опыта, который я могу передать. Я прошел все ступени карьерного роста…

И немного подумав, он добавляет:

— По моей биографии вообще можно было бы снять приключенческий фильм!.. Моя биография очень обширна. Родился я в Северном Казахстане, в городе Петропавловске, в нормальной семье. Закончил там восемь классов. Поступил в железнодорожный техникум, закончил его. Потом был призван в ряды Советской Армии. Служил в городе Москве в Комитете госбезопасности, то есть солдатом срочной службы: я был водителем — возил контрразведчиков. Сейчас это уже можно разглашать, а тогда я давал подписку о неразглашении, потому что мы ездили на секретные объекты. Два года я отслужил, демобилизовался и поступил в Ачинское военное авиационное училище Красноярского края. После окончания училища меня направили служить в город Мелитополь в Гвардейский московский транспортный авиационный полк. Специальность у меня была: авиационное вооружение и десантное оборудование. Год я прослужил в полку, потом наш полк попал под сокращение. И нас поставили перед выбором: либо ищите себе новое место работы, либо готовьтесь служить в украинских вооруженных силах. Поскольку город Мелитополь был на территории Украины, ставшей теперь самостийной. В наших личных делах задним числом всем уже написали, что мы якобы приняли присягу украинской армии. И в моем личном деле тоже появилась надпись: лейтенант такой-то принял присягу на верность народу Украины.

— Так вы принимали эту присягу или нет?

— Я даже текста этой присяги в глаза не видел. И украинского языка я тоже не знал. Но мне предложили должность зампотеха в автороту 41-го отдельного инженерно-авиационного батальона там же, в Мелитополе. И я остался в Мелитополе. Потом командир роты ушел на пенсию, и я исполнял обязанности командира роты. Спецификой этого батальона был монтаж-демонтаж аэродромов: строительство полностью взлетных полос, ангаров либо их разборка. Таких батальонов в Советском Союзе было всего два, и оба после распада Союза остались почему-то на Украине: один в Одессе, другой — в Мелитополе.

— Сколько всего лет вы прослужили в армии, включая службу в украинских вооруженных силах?