Третий Рейх. Война: до критической черты. Книга I - Олег Юрьевич Пленков Страница 47

Самым важным фактором советского сопротивления была готовность Сталина и его генералов заваливать противника трупами красноармейцев. В бой бросали всех мужчин, способных носить оружие, а их место в тылу занимали женщины и дети. В вермахте всю войну упор делался на хорошую подготовку пополнений, а в СССР в бой бросали не только необученных, но даже и невооруженных (!) новобранцев. Зачастую толпу призывников гнали в бой, даже не выдав им форму и оружие, о последнем говорили, что его нужно добыть в бою. В 1943 г. Красная армия стала пополняться призывниками с оккупированных территорий — этих несчастных гнали, как скот на бойню. «Черная пехота» появлялась, когда вслед за красноармейцами в села входили полевые военкоматы, которые собирали мужиков, выдавали им винтовки и отправляли с наступающей пехотой[379]. Расчет был на то, что «черная пехота» измотает немцев и заставит израсходовать часть боеприпасов, чтобы потом свежие части смогли выбить противника с занимаемых позиций. Зачем тратить оружие и обмундирование на тех, кто погибнет в первом же бою? Лишь единицам таких призывников суждено было уцелеть и стать солдатами, получив форму и оружие[380]. Фронтовик Александр Захарович Лебединцев вспоминает, что 14 ноября 1943 г. на Украине в его полк призвали 72 человека из небольшого села Долина. Необученными призывниками, которых загнали в армию, в полку было укомплектовано два батальона. Некоторые из призванных по месяцу и более оставались в своих кожухах, свитках, треухах. Некоторые погибли в десяти километрах от своего дома[381]. Сведения о «черной пехоте» (на этот раз с Западной Украины) есть и в повести Виктора Астафьева «Веселый солдат»[382]. «Черная пехота» использовалась советской стороной до конца войны. Несмотря на уверенность большинства фронтовиков в близкой победе, дезертирство из Красной армии продолжалось. Перед штурмом Берлина его масштабы возросли. Большинство из тех, кто покидал части, были недавно призванными солдатами — поляками, украинцами, румынами. Увеличение числа дезертиров означало рост бандитизма, грабежи и насилие по отношению к местному населению[383].

Один немецкий солдат летом 1943 г. писал домой: «На вновь занимаемой территории Красная армия призывала все население, мужчин и женщин. Сформированные из них трудовые батальоны использовались для увеличения атакующей массы. Не имело значения, что эти призывники не обучены, большинство из них без оружия, а многие — без сапог. Взятые нами пленные говорили, что безоружные рассчитывают взять винтовки у павших. Эти невооруженные люди, вынужденные идти в атаку, подозревались в сотрудничестве с нами и своими жизнями платили за подозрение». Другие информанты, эмигранты Иосиф Дугас и Федор Черон — сами бывшие пленные — вспоминали: «Как правило, освободив от немцев определенную территорию, советское командование собирало всех военнообязанных мужчин и, часто без оружия и военной формы, гнало их в бой. Так, например, было в харьковском наступлении в мае 1942 г. Солдаты называли наспех мобилизованных “воронами” (по темной гражданской одежде). В наступлении “вороны” могли быть вооружены лопатой, штыком, в редких случаях винтовкой, из которой стрелять они не умели. Немцы поступали так: “ворону” с наголо остриженной головой или же с винтовкой отправляли в плен. Иногда немцы просто прогоняли “ворон”»[384]. Этим срочно мобилизованным и штрафникам не полагалась даже звездочка на пилотке. Шансов выжить у штрафников и срочно мобилизованных практически не было. Отношение к жизни солдат в советской армии не изменилось до самого конца войны. Так, немецкая мемуаристка Габриэлла Лич-Аннах передавала, что в 1945 г. при похоронах солдат, убитых в бою недалеко от пригорода Берлина Бабельсберга, она обратила внимание, что на убитых немецких солдатах были медальоны для опознания, а на советских — нет[385].

В Красной армии потребность в пополнении на фронте была столь велика, что в конце марта вышло специальное постановление ГКО, которое регламентировало отправку на фронт заключенных. Сейчас трудно сказать, насколько охотно заключенные шли в войска… Пятеро бывших зэков стали Героями Советского Союза. В эту пятерку входил и знаменитый Александр Матросов, бросившийся на амбразуру вражеского дота[386].

Дисциплина, основанная на страхе, — вот главный козырь советской сталинской системы, движущая сила армии; она явилась решающим фактором и в достижении огромных политических и военных успехов Сталина. Потери Красной армии в 1941 г. не были последними — впереди были неудачная Ржевско-Вяземская операция, катастрофы под Харьковом и на Дону, трагедия 2-й ударной армии, огромные и ничем не оправданные жертвы в многочисленных наступательных операциях и бестолковых фронтальных атаках. Из-за чудовищных потерь в Красной армии почти не оставалось опытных солдат, которые помогли бы новобранцам освоиться в боевой обстановке. Весьма недолго оставались в строю командиры рот и взводов. Советские сухопутные войска за четыре года войны потеряли около двух миллионов офицеров! Именно поэтому немецкие танки в среднем ходили в атаку одиннадцать раз, а советские — три, именно поэтому в советской армии не могло быть такого танкового аса, как Михаэль Витман, уничтоживший за три года 138 танков и 132 артиллерийских орудия[387].

Трагический парадокс Великой Отечественной войны заключается в том, что советские солдаты, бросаясь в лобовые атаки со словами «За Родину, за Сталина!», гибли с верой в грядущую победу. На самом же деле такие атаки не приближали, а отдаляли победу над нацистской Германией, поскольку, используй советское руководство подавляющее численное и техническое превосходство более рационально, заботься оно о сохранении жизни и здоровья солдат, — победы, быть может, удалось бы достичь еще в конце 1942 г., и уж во всяком случае — в 1943 г.[388]

Жорес Медведев, призванный в армию в феврале 1943 г. (перед своим первым боем под Новороссийском в мае 1943 г. он ни разу не стрелял из трехлинейной винтовки, да и гранатами пользоваться не умел), рассказывал жуткие вещи, свидетельствовавшие о полной некомпетентности командования: «Ну, скажем, у нас была очень популярна тактика мощной артподготовки перед началом наступления. У немцев под Новороссийском были две линии обороны, отлично укрепленные в глубину примерно на три километра. Считалось, что артподготовка очень эффективна, но мне кажется, что немцы довольно быстро к ней приспособились. Заметив, что сосредоточивается техника и начинается мощная стрельба, они уходили на вторую линию, оставив на передовой лишь несколько пулеметчиков. Уходили и с таким же интересом, как и мы, наблюдали весь этот шум и дым. Потом нам приказывали идти вперед. Мы шли, подрывались на минах и занимали окопы — уже почти пустые, лишь два-три трупа валялось там. Тогда давался приказ — атаковать вторую линию. Тут-то и погибало до 80 % наступавших — немцы ведь сидели в отлично укрепленных