Холодная война в Венгрии. Международные отношения от окончания Второй мировой войны до распада Советского Союза - Ксаба Бекеш Страница 36

Доктрина активной внешней политики

Доктрина активной внешней политики, провозглашенная весной 1954 года - как уже говорилось, - была призвана повысить пригодность союзников Москвы для международного общения и возможности маневрирования всего советского блока. С этого момента Кремль призывал своих союзников как можно эффективнее использовать свою международную репутацию для повышения авторитета и влияния восточного блока в мировой политике. Это должно было обеспечить значительные новые ресурсы для советской внешней политики, и союзники должны были способствовать успеху советских целей в Европе и еще больше в третьем мире, особенно в Азии, арабских странах и Латинской Америке. Если в Европе приоритет отдавался развитию экономических отношений с западноевропейскими государствами, то в третьем мире главной целью было содействие экономическому и политическому проникновению и прочному советскому влиянию.

В начале января 1956 года, менее чем за месяц до двадцатого съезда КПСС, в Москве состоялась самая важная после смерти Сталина встреча на высшем уровне с участием руководителей европейских коммунистических государств.⁷⁰ Со времени образования советского блока в 1947 году это была первая (и одновременно последняя) коммунистическая встреча на высшем уровне в "глобальном" стиле, где советские лидеры после серьезной подготовки провели подробный брифинг по текущим политическим, экономическим, внешнеполитическим и военным вопросам, затрагивающим весь советский блок. Кроме того, европейским союзникам был представлен глубокий анализ будущих перспектив коммунизма и желаемых направлений мирового развития.

На встрече Хрущев недвусмысленно подчеркнул важность новой внешнеполитической доктрины, известной как "активная внешняя политика":

Все страны социалистического лагеря должны активизировать свою внешнеполитическую деятельность, укреплять международные отношения. В этой области мы недостаточно используем свои возможности. Обычно происходит так, что Советский Союз выступает как главная сила нашего лагеря, а затем страны народной демократии поддерживают его. Действительно, Советский Союз - большая сила нашего лагеря, но если бы мы организовали нашу работу более гибко, Советскому Союзу не пришлось бы всегда действовать первым. В определенных ситуациях та или иная страна народной демократии могла бы предпринять действия, и тогда Советский Союз поддержал бы эту страну. Есть вопросы, в которых страны народной демократии могли бы действовать лучше. Это опровергло бы утверждение наших оппонентов о том, что народно-демократические государства не имеют самостоятельности, ибо они всегда придерживаются того же мнения, что и Советский Союз, и поддерживают только ее позицию. Конечно, неверно давать такую трактовку единству стран нашего лагеря. На самом деле наши страны едины, потому что у них общая теоретическая база, потому что они защищают одинаковые классовые позиции, и, следовательно, нет вопросов, которые могли бы породить между ними конфликты. Это правильно, и было бы трагично, если бы было иначе. Но это не значит, что мы не можем лучше использовать наши возможности, что мы не должны стараться более разумно использовать наши силы, чтобы еще больше усилить влияние нашего лагеря. Это должно учитываться во внешнеполитической деятельности каждой страны.

Как явствует из речи Хрущева, это не означало "зеленого света" для союзных государств на проведение независимой от Советского Союза внешнеполитической линии, но побуждало их играть гораздо более активную роль в мировой политике. Суть новой доктрины заключалась в том, что эти страны - разумеется, всегда в тесном, но конфиденциальном сотрудничестве с Москвой - должны стремиться выступать в качестве самостоятельных акторов международной политики и проявлять инициативу в международных организациях. Цель заключалась в том, чтобы создать из сателлитов реальных и ценных союзников, которые могли бы выступать в качестве презентабельных партнеров на международной арене, чтобы западный военно-политический альянс, НАТО, мог столкнуться с единым и хорошо функционирующим или, по крайней мере, выглядящим таковым восточным блоком. С этого времени, и особенно с середины 1960-х годов и до краха коммунистических режимов в Восточно-Центральной Европе, данная стратегия стала эффективной моделью сотрудничества между государствами советского блока в области внешней политики. Парадоксально, но к моменту достижения первоначальной цели в начале 1960-х годов, когда "советские сателлиты" стали именоваться на Западе "советскими союзниками", доктрина активной внешней политики исчезла из лексикона дипломатии восточного блока, постепенно превратившись в практику повседневной работы.

В общем, целью Хрущева было достижение военной, политической и экономической интеграции советского блока в кратчайшие сроки. Именно поэтому весной 1954 года была начата реформа Коминтерна, а создание в мае 1955 года военно-политической организации Восточного блока - Варшавского договора - в основном служило той же цели. Во второй половине 1950-х годов советская внешняя политика характеризовалась двойным посланием Московской конференции, предложившей в ноябре-декабре 1954 года создать европейскую систему коллективной безопасности. В этой комбинированной политике провозглашалось, что советский блок сделает все возможное для укрепления собственной безопасности, но в то же время союзникам Москвы по Восточно-Центральной Европе предлагалось внести свой вклад в нейтрализацию германской угрозы мирным путем, улучшив отношения не только с западными капиталистическими странами в целом, но и с Западной Германией и Австрией в частности.

Хотя в то время работа над решением германского вопроса казалась исключительной обязанностью Советского Союза, новое исследование проливает свет на роль, которую сыграли в этом некоторые государства Восточной и Центральной Европы. Одним из ранних и особенных этапов советской политики, призывавшей к открытости Западу, была попытка нормализовать отношения между ФРГ и странами Восточной и Центральной Европы в той или иной форме, параллельно с процессом установления дипломатических отношений между Москвой и Бонном в сентябре 1955 года. Однако это оказалось непростой задачей, и не только из-за доктрины Халльштайна, согласно которой ФРГ не устанавливала дипломатические отношения ни с одним государством, признавшим ГДР. Венгрия, а также Румыния и Болгария относились к тем социалистическим странам, у которых не было серьезных нерешенных вопросов с ФРГ, но они были тем более заинтересованы в восстановлении своих экономических связей, разорванных после Второй мировой войны, поэтому для них эта новая возможность была скорее положительным вызовом. Используя благоприятный попутный ветер, венгерский министр иностранных дел уже в конце июня 1955 года подготовил предложение о том, что Венгрия - в зависимости от результатов предстоящих переговоров канцлера Западной Германии Аденауэра в Москве - должна вступить в дипломатические отношения с ФРГ. Соответственно, в июле 1955 года Политбюро ХВП приняло постановление о том, что после консультаций со странами советского блока этот шаг должен быть сделан. В то же время у Польши, Чехословакии и ГДР были серьезные конфликты с ФРГ, правительство которой не желало признавать восточные границы, созданные после Второй мировой войны, поэтому их ничуть не обрадовало, что другие члены лагеря вслед за Советским Союзом готовы безоговорочно установить дипломатические отношения с