Олег Юлис - Прозрачные звёзды. Абсурдные диалоги Страница 21

— О незахваченной памяти.

— Представьте себе фантастическую ситуацию. По метеоусловиям нашей планеты люди никогда не видели, ничего не слышали о звездах. И вот однажды на одну ночь небо расчистилось, и люди увидели звезды. Будет ли для них это выдающимся событием?

— Безусловно.

— А Вы сколько времени проведете, глазея на это зрелище?

— Пока будут показывать, буду смотреть.

— Назову другие выдающиеся события — выход из тюрьмы, первая брачная ночь, рождение ребенка… Можете выделить для себя важнейшее?

— Я думаю, самое выдающееся событие — это рождение.

— Было ли в Вашей жизни страшное событие, когда жизнь выталкивала Вас из себя, жить не хотелось?

— Я жизнелюб, ценю этот подарок Бога. Пока не было такой ситуации.

— Вы никогда не стыдились своей журналистской профессии?

— Я горжусь работой. А профессией что гордиться или стыдиться?

— Как Вы относитесь к тем пяти-шести людям, которые считают Вас лучшим журналистом России?

— Я отношусь к ним, конечно же, хорошо.

— Вам приятно быть первым?

— Я не считаю себя первым. В свое время Менухина спросили, думает ли он, что он первый скрипач. Он ответил: «Нет, я второй». — «А кто же первый?» — «А, первых много». Я думаю, действительно, первых журналистов много. Я знаю с десяток.

— Есть у меня шансы стать первым журналистом Израиля?

— Если бы там не было других журналистов, и появились бы Вы — тогда смогли бы. У Вас интересные вопросы, но неясно, как на них отвечать…

— Но разве первый журналист не должен делать все иначе, чем другие, чем второй Юрий Рост, например?

— Если Вы будете заставлять себя делать все иначе, в конце концов у Вас будет получаться хуже, чем у всех других.

— Бедный я, бедный. Теперь представьте еще более страшное. На улице автомобильная катастрофа. Вот Вам три вида человеческого поведения…

— Да, понятно, идут дальше, глазеют, помогают.

— А Вы для себя четвертый найдете?

— Нет. Если я вижу, что могу помочь, помогу. Если нет, пойду дальше. — Многие видят по глазам, врет человек или нет, а Вы — замечаете?

— Никто не видит. Потому что лгущий человек контролирует и глаза.

— Предположим, к власти в России приходят изуверы. И первым делом запрещают общаться с родственниками, друзьями. С чужими — можно, с близкими — ни-ни. И еще десятки подобных указов: отмена праздников, религии и т. д. Не сажают, но штрафуют десятикратными зарплатами, мотивируя тем, что мы выходим через несколько месяцев на первый в мире уровень благосостояния. Правда, визу желающим уехать присылают на дом и оплачивают проезд. Вы уедете?

— Нет.

— Почему?

— Ну, не знаю. Здесь Родос, здесь и надо прыгать.

— Жаль, Вы отвечаете как все. Правда, в отличие от всех, не добавляете, что будете бороться…

— Я должен Вас спросить, что значит борьба? Будут ходить с флагом, браться за автомат, писать…

— Вам никогда не было стыдно за вою профессию, своего благополучия тоже не стыдились? Хотя вокруг столько обездоленных… Гонорары, публикации, фильмы. У Вас ведь «все схвачено»?

— У меня как раз ничего не схвачено. Я работаю, произвожу продукция предлагаю ее. У меня ее покупают.

— Все знаменитые актеры обязательно говорят, что им повезло. Вам тоже везет?

— Ну, элемент везения безусловно есть.

— А счет в банке?

— Есть. С прошлого года лежит пять тысяч.

— Долларов?

— Почему долларов? Рублей.

— И это все? Нигде в матрасе больше не припрятано?

— Нет. Я зарабатываю себе на жизнь.

— Вообразите, что Вы умираете в сознании. Что Вам жальчее всего оставлять?

— Жизнь.

— Могли бы Вы назвать талантливого телевизионного ведущего, который в отличие от меня умеет раскрывать собеседников?

— Молчанов. Умели разговаривать с людьми Каплер, Листьев. Думаю, более десятка людей.

— Вы брали интервью у десятков или сотен людей?

— Думаю, у сотен.

— Пожалуйста, назовите необыкновенных людей, за знакомство с которыми Вы благодарны судьбе?

— Назову тех, кого нет. Сахаров, детский хирург Францев, метеоролог Дьяков, трубочный мастер Федоров, художник Миша Чавчавадзе.

— Вы ловили себя на том, что для Вас маленькие, никому неведомые гении симпатичнее, чем знаменитые?

— Я ловлю себя на том, что слово «гений» стало слишком употребляемым. Гений это гений, он не может быть ни маленьким, ни большим. Если разговор идет о популярности, то другое дело. Для меня было важно, чтобы человек был достоверным, а не знаменитым.

— Что Вас привлекает в людях прежде остального?

— Не могу определить, разные вещи одинаково интересны.

— Что Вы предпочитаете отыскивать в людях — ум, доброту?

— Мы повторяемся. Я предпочитаю отыскивать то, что в них есть.

— Три интересных вопроса задайте, пожалуйста, себе и ответьте на них.

— Куда Вы спешите? — Я спешу к друзьям в бассейн, где мы играем в водное поло. Я старый ватерполист. — Зачем Вы туда едете, что Вы там потеряли? — Потерял в воде молодость и обретаю ее время от времени, встречаясь с друзьями. — В качестве кого Вы там играете, какая роль Вам больше подходит — нападающего, защитника? — Я вратарь. Я ловлю и пропускаю.

Муслим Магомаев

НИ ОДНОЙ МИНУТЫ СВОЕЙ ЖИЗНИ, НИ ХОРОШЕЙ, НИ ПЛОХОЙ, Я ВЫЧЕРКНУТЬ НЕ ХОЧУ

— Вы достаточно состоятельный человек, чтобы каждому гостю давать новые тапочки?

— А где, Вы полагаете, я ему буду давать новые тапочки?

— В Вашей квартире.

— Нет, где, в какой стране мира?

— Вот здесь, в Вашей московской квартире.

— Если я буду жить на западе, то я, может быть, каждому человеку покупал бы тапочки. Там, как Вы знаете, не очень приглашают в дом людей. Если бы у меня в полгода один-два человека были в гостях, я бы, наверное, покупал тапочки. Поскольку в Москве проходной двор, приходят и уходят, вот сейчас позвонили из журнала «Смена», материалы принесут, и каждому я буду давать тапочки? Так мне понадобится целая тапочная фабрика.

— У Вас достаточно средств, чтобы открыть тапочную фабрику?

— А зачем мне нужна тапочная фабрика?

— Ну, дивиденты будут капать…

— Нет, я не занимаюсь бизнесом.

— Кроме того, мне показалось, что Вы не хотите выглядеть смешным. Если в Москве об этом разнесется слух, Вам не нужна такая реклама?..

— Нет, почему. Давать каждому человеку новые тапочки — вполне возможно.

— Второй мой вопрос: помогите мне, что-то там про жизнь в коридоре мы успели поговорить. Я жаловался, сколько жизни могу отнять у Вас, а Вы сказали как-то очень хорошо.

— Что я ничего из своей жизни, ни одной минуты отнять не могу. Все мои.

— Вычеркнуть, так сказать.

— Да. И хорошие минуты, и плохие.

— Муслим, мне кажется, лучшее мое интервью будет с Вами. Я его не запланировал, поэтому оно будет лучшим. Скажите, в каком состоянии, когда я на Вас свалился, я застал Вас? Вот такая же ситуация у Пушкина: «Поговорю о бурных днях Кавказа, о Шиллере, о славе, о любви». А теперь послушаем эмигранта, умирающего в бедности, нищете, Георгия Иванова: «Все туман. Бреду в тумане я // Скуки и непонимания. Ни с ученым или неучем // Говорить мне в общем не о чем». Я на Вас свалился, начинаю мучить. Чему Вы соответствуете? Эти сорок минут — пока я буду с Вами, соответствуют какому настроению, каю картинке? Пушкинской или Георгия Иванова?

— Я буду человеком среднего сословия, обывателем.

— Теперь идиотский вопрос, доведенный до абсурда. Попытайтесь серьезно или иронически, как хотите, по шестибалльной шкале, как оценивают фигуристов, оценить свои собственные умственные способности.

— Ну, у меня умственные способности очень нормальные. Не выдающиеся. Потом я думаю, что каждый человек, наделенный каким-либо талантом, мог бы достичь большего, если бы правильно развивался. Но мы склонны особенно в это не вникать, останавливаться на том, что достигнуто. Литература? Я себя много раз заставлял читать, например, «Двенадцать стульев». Я не понимаю этого юмора. Мне не смешно. Хотя я знаю, что люди просто валятся от смеха. Мне не смешно, такой у меня склад. Я люблю очень читать фантастику. Мне нравится то, что не связано с Землей, с нашей реальной жизнью, все, что творится там, где неизведанное, то, что под землей, под океаном, на небе, на других планетах. Меня это больше волнует. Поэтому я с удовольствием поглощаю фантастику.