Уральская Обь - Дмитрий В. Арбузов Страница 11

С нескольких рыбок мы так наелись, что не сразу отползли от костра. Даже комары перестали сильно докучать. Как заснул и не помню…

Ужасы Пятиречья

Кажется, что в пути мы давно, что дороге – целая вечность. Счёт дням потерян, и я, пробудившись, некоторое время лежу с закрытыми глазами и вспоминаю прошедшие дни. Так сколько их было точно? Шесть или семь? Мой внезапно заворочавшийся напарник на днях обронил часы, а с ними и календарь, поэтому сегодняшнего числа тоже не знает. Недолго помучившись с воспоминаниями, Ваня сказал мне: «Да бог с ним, со временем. Мы не спешим, какой в минутах теперь прок?»

Это правда. Что сейчас на улице, утро или вечер, понять можно. А конкретнее знать нет надобности, и сознание не сильно стремится функционировать не по-необходи-мости… Параметры ему задает обстановка, бытие. Смотреть на часы, оказывается, это всего лишь очередная привычка! А то и вообще условный рефлекс. Ещё одна игра разума на известном балансе соотношений между «времени нет» и «время есть», чтобы «я» чувствовало себя значительнее и непоколебимее. Как будто людям есть, чего опасаться, и без этой уверенности мы не проживём. А может быть и правда, такая опасность существует? И чувство страха, как и все мотивации нашего бессознательного, небезосновательны? И однажды, как только человек избавится от всех способов самоутверждения, перед ним откроется бездна, которая способна в миг поглотить его? И поглотит, растворит навсегда, если человек не будет к этому готов.

В теле всё та же слабость. Но сегодня мои движения уже более точны, в них остаётся всё меньше лишнего. Шаг в сторону – ветка, наклон ровно сколько требуется, чтобы поднять её, а разжигая костёр, я удобно присел на пятую точку опоры. Тело не стесняется движений, перераспределяет свой вес как считает удобным, выполняет работу отлажено и спокойно. Даже слов нет. Это организм, интенсивно теряющий энергетические запасы, заговорил на «своём языке». Значит рубеж между избыточными запасами организма и основными мы уже перешли… Как быстро! Молча чиркаю спичкой. В теле слабость, а в голове легко. Мысли светлые, быстро тают – как кружева облаков в небе. Возвращаемся в первозданное состояние, когда слов ещё не было… Что делает с нами природа?

– Так странно… Утро воздушное, – тихо сказал я, когда костёр запылал.

– Этот воздух меня до костей пробрал. Вот сейчас возьму и взлечу! – Хихикнул Иван в горсть. – Как шею себе вчера не свернул, до сих пор не понимаю… Идём, толком не зная, куда и уж тем более зачем. Что-то мне всё это напоминает, – загадочно поджал губы он.

А необозримые пространства предгорной тундры скрадывает вечер. Солнце подобралось к горам и теперь медленно-медленно падало в них, сминая покрывало заката. Самых тёплых тонов игристое зарево, полупрозрачным шёлком охватившее большую часть небосклона, содержало в себе непередаваемую гамму всех оттенков от пастельно-оранжевого до лимонно-жёлтого. Внизу, под этим покрывалом, тяжелеют обвитые снежниками, словно фатою, горы, ласково зеленеет долина перед ними, дивно сияют озера, гуторят ручьи и реки, темнеют, как головни, останцы, задумчиво замерли одинокие деревья, и вот мы, люди, пододвинулись к огню, почти неотличимые от сумеречного пространства вокруг, затерянные посреди всего этого таинственного величия, подобные мелким букашкам, если смотреть с высоты птичьего полёта… Снег дружит с солнцем, а север с теплом, но меня это больше не удивляет. Я уже привык, что для нас в мире теперь всё перевернуто с ног на голову: Заполярье оборачивается пустыней, а вечер становится утром. В такую жару, какая бывает днём, нечего и думать о передвижении с грузом за плечами, не говоря уже про комаров, которые теперь стали прочно придерживаться графика круглосуточного дежурства. «Нет, всё. С сегодняшнего дня путешествуем исключительно по ночам», – решаю я.

На дороге появляемся часов в двенадцать ночи, когда полярный день предстаёт во всей своей красе. Тихо вокруг. Звон комаров слышится на отдалении, и сейчас в нём играет своя, самостоятельная сила. В воздухе ни единого дуновения, и кажется, что только шелест тысяч комариных крыл создаёт некое его подобие… Там, куда кануло солнце, продолжает сиять немного потускневшая, сузившаяся до щёлки, сохранившая только избранные оттенки, желтизна. Она уже начинает разгораться, чтобы вспыхнуть заревом снова. Так безмятежны, так трогательны минуты полярного дня, что думается: вот повстречайся даже медведь, и встреча эта не испугает и даже не удивит, потому что она не будет отделена от состояния, воцарившегося над землёй. Состояния большого покоя.

Блестят вольфрамовые свечи…

О, божий храм! Я жажду встречи!

Вот лик святой в явленном свете,

черты затронутые эти…

Но нет живого утешенья!

Я в лес – ему мои сомненья,

и здесь, в ветвях сосны лучистой

я успокаиваюсь быстро.

Здесь боли нет и просто верить,

здесь безызвестно ходят звери,

и тут совсем не одиноко,

а всё безмолвно и глубоко.

Вот ночь. Костёр искрит и водит.

В дали огни, а рядом ходит,

сучок ломая – затихая,

тот, кто людей прекрасно знает.

Тот, кто пришёл для этой встречи,

и кто другие ставит свечи

с закатом в озеро кидая

вершины леса рваным краем.

И кто укажет путь сомненьем,

кто образ нарекнёт стремленьем,

как тех ответы, чьи мерцанья

из бездны холодны и тайны…

И ты начинаешь чувствовать это прикосновение…

Время замирает, как полярное солнце, и сочится, как тундровая вода. Мы прибыли сюда только вчера, но сегодня это уже давным-давно. Брод через вторую Бур-Хойлу был гораздо проще, чем переход её строптивой сестрицы. Я понял, что у всего в природе есть свой постоянный характер. Своенравная или спокойная река. Озеро чёрное или белое. Всё это стержни, основы, благодаря которым объект или местность характеризуются. Без такого стержня, не важно суровым или трогательным он будет, жизнь в природе прекращает существование, как пурга перестаёт быть пургой, как только стихает, а чем твёрже композиция стержня, тем больше внимания и уважения вызывает жизнь. Где-то здесь, наверное, и кроется зарождение анимистических представлений древних, богато отразившееся в сказаниях о богатырях и их подвигах, бросающих вызов небесным богам и даже самой природе в неосознаваемом стремлении человека быть ей подобным. Что, в свою очередь, нашим урбанизированным временем было перефразировано в «борьбу