Между жизнью и смертью. Заметки о творчестве Аббаса Киаростами - Наталья Валерьевна Казурова Страница 37

На кладбище же, посреди могил, Бехзад приметил девушку по имени Зейнаб, приносящую землекопу чай. Скорее всего, пара была обручена. На фоне все большей скуки, испытываемой главным героем в деревне, встреча с молодыми людьми выглядит настоящим событием. Позднее он идет к Зейнаб домой за молоком. В темном подвале при свете лампы девушка ловко доит корову, а Бехзад тем временем читает стихотворение иранской поэтессы XX века Форуг Фаррохзад, заглавие которого вынесено в название фильма:

В ночи моей крохотной ветер, увы,

устроил свидание с шумной листвой —

в ночи моей крохотной, где лишь предчувствие краха.

Прислушайся! Слышишь? То сумрак завыл.

Как странник, на здешнее счастье с тоской

взираю, давно пристрастившись к терзаньям и страху.

Прислушайся! Слышишь? То сумрак шумит —

там что-то творится в ночи в этот час…

Луна потеряла покой и красна, а над крышей,

где всё обвалиться грозит сей же миг,

как плакальщицы, уж готовы начать

лить дождь облака. Еще миг — но ни звука не слышно…

Лишь ночь, притаившись, дрожит за окном,

и ход замедляет Земля. За окном

неведомое наблюдает за нами тайком.

Зеленый от пят до волос, о, доверь,

как жгущее воспоминанье, доверь

теплу моих любящих рук свои руки, о чудо.

Уста же доверь ласкам любящих уст,

и, теплый, как чувство, что живы мы, пусть

нас ветер, подняв, унесет. Унесет нас отсюда[215].

Встреча Бехзада с Зейнаб в подвале, ключевой эпизод фильма, строится на сочетании двух рядов — визуального и вербального. В первом случае акцент сделан на игре света и тени. Принеся светильник в подвал, шестнадцатилетняя Зейнаб осветит помещение, но не покажет своего лица по просьбе Бехзада, оставаясь в картине лишь силуэтом, образом молодости и невинности. Сцена снята на контрасте светлого и темного, легкое мерцание лампы подчеркивает черноту подвала, а яркая красная юбка девушки, напротив, украшает кадр сочными оттенками. Киаростами не первый обыгрывает нарядную женскую одежду иранских регионов в качестве визуальной квинтэссенции прекрасного. То же самое прежде делали Б. Бейзаи в «Легенде о Таре» и «Башу», М. Махмальбаф в «Габбе», сам Киаростами в «Через оливы».

В словесном ряду, в диалоге между Бехзадом и Зейнаб очень важную роль играет поэзия. Деревенская девушка не знает стихов современных поэтов, ставших символом модернизированного Ирана середины — второй половины XX века. Главный герой говорит ей, что создание стихов не требует длительной учебы, нужны талант и смелость, подразумевая, что не следует слепо подчиняться традициям при выражении собственных мыслей и чувств.

В «Нас унесет ветер» стихи звучат многократно. Помимо эпизода с Зейнаб важнейшим событием в фильме становится встреча Бехзада со стариком-лекарем, с которым он знакомится из-за несчастного случая на кладбище. Именно Бехзад приходит на помощь землекопу и в итоге знакомится с врачом. Как в прежних лентах Киаростами («Где дом друга?», «Вкус вишни»), старик поучает главного героя, цитируя при этом классиков персидской поэзии. «Если мой ангел-хранитель со мной, он защитит стекло от камня» — фраза, которой лекарь подтверждает, что пострадавший молодой человек пойдет на поправку. Далее его слова перекликаются с мыслями Багери из «Вкуса вишни». Сельский врач в беседе с Бехзадом рассуждает:

«Бехзад: Старость — ужасная болезнь.

Врач: Но есть и более страшный недуг — смерть. Смерть хуже всего. Когда закрываешь глаза на этот мир, на красоты и чудеса природы, на милость божью, ты понимаешь, что ничего уже не вернуть.

Бехзад: Говорят, что мир иной лучше этого.

Врач: Но кто вернулся оттуда, чтобы сказать, прекрасен он или нет?» В подтверждение своих слов старик цитирует рубаи О. Хайяма:

Мне говорят, что она прекрасна как богиня,

Я скажу, что вкус вина прекрасней.

Наслаждайся тем, что есть,

Издалека даже барабан звучит приятно.

В одном фильме мирно уживаются рубаи О. Хайяма, которого знают почти все иранцы, и стихотворения Ф. Фаррохзад, известной в основном в среде интеллектуалов. Для Киаростами между этими двумя авторами много общего, потому что «они оба смотрели на жизнь как на временную часть смерти»[216], поэтому надо наслаждаться жизнью, пока есть такая возможность. Смерть неминуема, но пока она не унесла человека, нужно получать удовольствие от жизни. Чтобы понять жизнь, стоит приблизиться к смерти, которая в фильмах Киаростами всегда приходит в свое время и ее нельзя отсрочить. В «Нас унесет ветер» и в прочих фильмах режиссера смерти сопутствует продолжение жизни. Малек умерла, но хозяйка дома, мать Фарзада, родила ребенка, на кладбище цветут деревья и ползают черепахи-долгожители, а ручей течет, унося кости, мусор и горести.

Обо всем этом рассказывает иранская поэзия, пронизывающая национальный кинематограф в целом и ленты Киаростами в частности. Если расцвет иранского кино приходится на самый конец XX — начало XXI века, то современная иранская поэзия развивалась на протяжении всего прошлого столетия. Бурные политические события всегда находили отклик в отечественной поэзии. Реформирование классической поэтической традиции, горячие споры о роли поэзии в новом модернизированном и вестернизированном обществе шахского периода, вхождение западного художественного компонента в иранскую культуру, особенно через переводы классиков иностранной поэзии XX века (Р. М. Рильке, Т. С. Элиота, В. В. Маяковского и пр.) привели к зарождению в Иране школы «новой поэзии». Нима Юшидж, Сохраб Сепехри, Форуг Фаррохзад, Ахмад Шамлу, Мехди Ахаван Салес отразили в своих произведениях моральную и интеллектуальную атмосферу эпохи.

Стихотворения Ф. Фаррохзад (1935–1967) прозвучали как самый яркий и убедительный голос поколения. В 1962 году Фаррохзад выпустила фильм «Дом — черный», ставший вехой в развитии новой стилистики иранского кинематографа и одной из немногих лент тех лет, снятых за пределами столицы. Двадцатидвухминутная документальная картина рассказывает о лепрозории, расположенном в окрестностях Тебриза, столицы Иранского Азербайджана. В фильме сочетаются два нарратива. «Неизвестный мужской голос бесстрастно, хоть и с гуманистическим посылом, описывает лепрозорий. Форуг читает свои стихи как на траурной панихиде, напоминающие одновременно мольбу и жалостливую песнь»[217]. Многие киноведы сходятся в том, что работа Фаррохзад до сегодняшнего дня остается одной из самых шокирующих картин в кинодокументалистике[218].

Влияние фильма Ф. Фаррохзад на развитие иранского кинематографа чрезвычайно велико. Лента связала достижения поэзии 1960-х годов с еще робкими попытками перенести литературный опыт на киноэкран. В 1970-е