Камни говорят - Тоурбергюр Тоурдарсон Страница 9

Я понял, что она имела в виду, и пролез вперед между стеной и спинами сидевших за столом. Я не помню, что потом происходило, сидел ли я за столом или побрел куда-то еще.

«Ступай туда!» – я раньше никогда не слышал этой фразы. Приказной тон, в котором она была сказана, заставил меня почувствовать себя совершенно униженным, и впоследствии я еще долго недолюбливал ту женщину. Это осталось единственным моим воспоминанием от того грандиозного пиршества. Припоминаю, что цвет неба в это время дня свидетельствовал об облачности. Невероятно, как долго в памяти могут оставаться такие нюансы погоды.

Еще хорошо помню эпизод, произошедший одним зимним вечером – то ли до, то ли после Рождества. В те дни была метель с градом и грозой. Но я не помню, гремел ли при этом гром, или были просто вспышки молний. Под вечер в Хали с Рейниведлира пришла Гвюдни Арадоттир, которая была работницей на хуторе Хёвдабрекка в долине Мирдалюр, и осталась у нас на ночь. Гвюдни попросила зашторить окно бадстовы, чтобы молнии не попали вовнутрь. Мой отец, охочий до новостей, долго расспрашивал гостью о том, что происходит в сисле Западного Скафтафедля. Ведь это такое незаурядное событие – приезжает человек аж из Мирдалюра, и ему есть что рассказать! Это было сравнимо с приездом иностранца. Не помню, о чем именно мой отец расспрашивал Гвюдни и что она отвечала, но слушал я их обоих очень внимательно. Гвюдни часто упоминала хутор Хёвдабрекка в Мирдалюре. И после того вечера это место начало мне казаться таким же сияющим, как и впоследствии – церковь Дункиркья, увиденная мною несколько лет спустя. С тех пор я постоянно думал о Хёвдабрекке.

В Сюдюрсвейте порой случались ужасные грозы; одно из моих самых ранних воспоминаний связано именно с ними. Стояла осень, погода в целом была не такой уж и плохой. Мой отец и дед Бенедихт ушли в горы искать овец или находились в роще под горой Стадарфьядль, а может быть, и в долине Стейнадалюр; дома же оставались только женщины и дети. Молнии сверкали за окном бадстовы одна за другой – это выглядело, словно весь мир внезапно охватил гигантский пожар, и некоторые раскаты грома раздавались так близко к дому, что в бадстове все скрипело, но гром еще и отдавался эхом в горе за хутором. Этот грохот вселял в нас ужас. Я был очень напуган. Все казалось совершенно другим, необычным. Молнии могли сжечь хутор, а камни, упавшие с грозового неба, – пробить крышу бадстовы и убить нас. Эта опасность не казалась бы столь грозной, если бы отец с дедом остались дома.

Следом за раскатами грома и молниями – не помню точно, за чем именно, – с неба с огромной силой, убивая все на своем пути, летели камни. Я видел один такой камень. Он не был похож на другие – обгорелый и весь с дырками, словно прожженный. Темный и загадочный. Словно черный чертенок среди каменного народа.

Синеватые вспышки света, которые приходили со стороны моря и не сопровождались ни раскатами грома, ни падением камней, никогда не наносили вреда людям. Смотреть на эти молнии было увлекательно, они сулили красочные перемены. И хотя было известно, что вспышки были над морем, которое у тебя постоянно перед глазами, в них было нечто загадочное, щекочущее нервы.

В самый разгар грозы бабушка Гвюдни рассказала мне диковинную историю. Она относилась к тому времени, когда народ Израиля сбежал из рабства в Египте. Это были добрые люди, и Господь проложил для них сухопутные дорожки по Красному морю. Воины фараона побежали за ними вслед, собираясь их убить. Но когда египтяне приблизились к этим дорожкам, Бог залил их водой, и все воины утонули, а израильтяне смогли выбраться на сушу. Моя бабушка напевала про это какую-то вису, в которой были следующие строчки:

И фараон со своим глупым войском

В море Красном утопился.

Я почувствовал облегчение, узнав, что Бог погубил воинов фараона, но в тот же момент раскаты грома начали усиливаться. Безвинных людей хотели убить злодеи. Поэтому Бог утопил дорожки в море. После этого я стал любить Его больше. В Сюдюрсвейте всегда говорили, что народ Израиля – добрые и трудолюбивые люди. А о войске фараона говорили так же, как об англичанах в Бурской вой-не[26]. В общем, к народам, дружественным обитателям Сюдюрсвейта, не относились ни древние египтяне, ни англичане.

В этой бабушкиной истории мне показалось самым странным то, что воины фараона обратились в тюленей, которые с тех пор наводнили моря и океаны. Какая же мерзость: люди должны класть в рот трупы этих отвратительных убийц, вернувшиеся в ином обличии. После этого я пообещал себе, что никогда больше не буду есть тюленье мясо. Впрочем, я его все-таки употребил в пищу, когда как-то раз мы поймали тюленя. Видимо, я недостаточно поверил в рассказ бабушки об этих животных.

Первый поход за ягодами, о котором у меня сохранились воспоминания, я совершил на холм Ранходль. Он находится у склона горы в глубине полей Рейниведлир примерно в пятидесяти минутах ходьбы от Хали на запад. Я и еще несколько человек отправились верхом с хуторов в Брейдабольс-стадюре. Я забыл, самостоятельно ли я ехал на лошади или нет, но помню, что было воскресенье, ярко светило солнце.

Мы подъехали к верхнему хутору в Рейниведлире. Нас пригласили пройти в гостиную, стены которой были окрашены в зеленый цвет, и вынесли ягодный скир[27] со сливками. Этот десерт я не забуду никогда.

В Ранходле я наелся ягод. Мне советовали выплевывать кожуру и косточки и стараться не глотать червяков – иначе они начнут расти в желудке, который потом взорвется, и даже приводили примеры из реальной жизни. Я глотал и косточки, и кожуру, но остерегался заглатывать червей.

По дороге домой у меня заболел живот и случился самый ужасный на моей памяти понос. По возвращении домой с меня стащили штаны с подштанниками и посадили голой задницей на кастрюлю с водой, стоявшую на западном дворе. Причину произошедшего видели в том, что я объелся ягод с кожурой и косточками. Впоследствии, когда я ходил по ягоды, я ел их целиком, но продолжал остерегаться червяков. Мне всегда нравилось поедать ягодную