Татьяна Таирова-Яковлева - Мазепа Страница 85

Правда, и М. С. Грушевский, и Н. М. Костомаров обвиняли Мазепу в том, что его переход к Карлу стал поводом к ликвидации украинской автономии. Позволим себе с этим не согласиться. Ликвидация автономии шла непрерывно с момента второго Переяславского договора 1659 года. Самым активным образом она подготавливалась в 1706–1707 годах, что и стало одной из причин решения Мазепы. Представим на минуту, что гетман не начал бы переговоров с Карлом. В этом случае, скорее всего, группа Апостола его бы свергла, а Кочубей захватил бы власть. Ничто не могло остановить логику развития империи. Петр побеждал, а после победы уже не нуждался в Гетманщине: как и все автономии, она была обречена. Ни уговоры Орлика, ни слезы Скоропадского, ни просьбы Полуботка не могли изменить решения Петра по отношению к Украине и ход истории. Другое дело, что правительство Петра I воспользовалось предлогом, чтобы пристойно оправдать свои действия и разорвать договорные отношения с Гетманщиной.

Участь мазепинцев, их жен и детей была печальной. Одни вплоть до смерти Петра и Екатерины находились в Сибири, другие жили в Москве под строгим надзором. Орлик, Мирович, Гордеенко и многие другие умерли на чужбине в Турции. Долго гонялись российские власти за Андреем Войнаровским, который отказался от политических амбиций и жил как частное лицо на деньги своего дяди. Он был арестован в Гамбурге в октябре 1716 года и сослан в Сибирь, где и умер в 1740 году[718]. Российской казне это обошлось почти в тысячу золотых червонцев[719]. Немногие уцелевшие из старшин «автономисты», как могли, продолжали дело Мазепы. Скоропадский до самой своей смерти сопротивлялся мероприятиям Петра по ликвидации Гетманщины. Апостол вместе с Полуботком ездил добиваться сохранения гетманского правления в Петербург, попал в Петропавловскую крепость, но затем, при Петре II, все же стал гетманом, и его правление еще на несколько лет сохранило автономию Украины.

Что же касается последствий разрыва с Мазепой, расправы над мазепинцами и уничтожения Запорожья для России, то они также были весьма печальными. Османская империя, так и не оказав помощи Карлу накануне Полтавской битвы, в 1710 году, поддавшись уговорам Орлика, решила начать активные военные действия. После триумфа над шведами Прутский поход русских войск, возглавленный самим Петром, обернулся полным провалом. Из-за падежа коней шесть тысяч драгун шли пешком. Татары перехватывали обозы с хлебом, водой и дровами, жгли степь. 45 тысяч русских было окружено 135 тысячами турецко-татарских войск. Только мужество Екатерины, собравшей выкуп, спасло царя от позорного плена. По условиям договора Россия потеряла Запорожье, пограничные крепости Самару, Северный Затон и Таганрог. Был сдан Азов и уничтожен азовский флот, возобновлена уплата дани Крыму. По итогам Северной войны Россия сохранила за собой Петербург и болотистые финские территории, но отдала православную Правобережную Украину, где в результате еще сто лет продолжалась кровавая война гайдамаков с поляками. Все плоды совместной десятилетней борьбы на юге Петра и Мазепы были безвозвратно утеряны. Такой провал объяснялся не только самоуверенностью окружения царя после победы над лучшей армией Европы («турок ставили за мало»)[720], но прежде всего незнанием особенностей борьбы с татарами и турками. Петр, по сути, повторил ошибку В. Голицына с его Крымскими походами. Ошибка эта заключалась в том, что он проигнорировал многовековой опыт знатоков этого региона, каковыми были казаки и запорожцы и, безусловно, Мазепа. Когда в царствование Анны Иоанновны снова настала пора Русско-турецкой войны, российские власти были вынуждены не только сохранить Гетманщину, но и восстановить Запорожье.

В некотором роде прутский провал стал реваншем Мазепы, хотя и посмертным. Не приходится удивляться тому, что Петр никогда не забывал гетмана. По прошествии девяти лет после смерти Мазепы он в разговоре со Стефаном Яворским сравнил его слова с «языком Мазепы», отчего блюститель патриаршего престола слег на несколько дней в постель[721].

Как бы ни представляли конец жизни Мазепы, он проиграл, сохраняя мужество, и умер достойно — хотя и в изгнании, но в окружении единомышленников, с воинскими почестями, которые воздал ему Карл, чьим военным гением восхищался сам Петр. Умер Мазепа своей смертью, не в застенке и не на плахе. Его бывших сподвижников и врагов постигла не лучшая участь. Палей так и не сумел воспользоваться своим возвращением из Сибири и умер в январе 1710 года. Меншиков, которому достались имения Мазепы, взлетел на вершину власти, чуть не став тестем императора, и затем рухнул на землю, лишившись всего. Умер он в нищете, пережив гибель своей дочери и собственное забвение. Что касается Петра, то помимо Прутского похода он пережил страшную личную трагедию — казнь собственного сына.

Но имя Мазепы по-прежнему помнят и знают. Ему посвящали и посвящают литературные произведения, его образ волнует художников и кинематографистов, его имя гремит на подмостках лучших театров мира.

Давно уже пора отказаться от политических анафем и проклятий в адрес Мазепы и постараться извлечь урок из трагедий наших предков. Не стоит следовать пропагандистским штампам, которые пытались объяснить русско-украинский конфликт начала XVIII века корыстью одного «изменника-гетмана». Надо набраться мужества и признать, что интересы и цели молодой Российской империи и ослабленной Гетманщины были очень различными. В некотором роде Украина стала заложницей геополитических планов России. Петр стремился создать новое государство, способное как в военном, так и в экономическом плане соперничать с европейскими державами. Эта политика была возможна только при жесточайшей централизации. Военная и экономическая ситуация позволяла провести объединение Украины и вырвать из страшной бездны Руины Правобережье. Однако эти планы были принесены в жертву дипломатической игре. Перед лицом шведского наступления Левобережье должно было превратиться в выжженную землю, арену военных действий. Именно эти два фактора, наряду с личными обидами, и вынудили Мазепу на попытку союза с Карлом XII.

Еще одним фактором был план ликвидации Гетманщины и включения ее в общую структуру Российской империи. Что бы ни говорили о Мазепе, но ему был далеко не безразличен этот план, и не только потому, что он не хотел менять реальную власть гетманской булавы на пустой титул князя. Ему действительно было дорого то, что являлось частицей и его двадцатилетнего труда, иначе бы он почил на лаврах своего огромного богатства. Правда заключалась в том, что многие старшины спокойно восприняли перспективу превращения в мирных русских дворян-помещиков, кем они и стали впоследствии. Именно эти люди из старшины и не поддержали Мазепу. Но были и такие, кому Гетманщина, дитя Хмельнитчины, была дорога, например Д. Апостол, Д. Горленко, которые были искренне готовы сражаться за «стародавние вольности».