Революционеры или террористы. Воспоминания участниц Фракции Красной Армии - Инге Фитт Страница 8

Однако процесс интеграции альтернативной сцены в систему был далеко не гладким. Особенно в Западном Берлине, альтернативное движение также послужило прочной основой для радикального движения сквоттеров, возникшего в 1979—80 годах. В 1981 году, после волны оккупаций, был организован съезд TUWAT [tu was, «сделай что-нибудь»]. Среди прочего, были предприняты попытки связать теории итальянского движения автономии с местной борьбой за жилье. Это был лишь один пример преемственности радикальной истории.

С 1980 по 1983 год в Западном Берлине и Западной Германии наблюдался неожиданный подъём новых общественных движений. Отчасти эти движения возникли на основе альтернативного движения – по крайней мере, в тех городах и регионах, где оно ещё сохраняло контркультурную целостность. Они также развились из некоторых кампаний по отдельным вопросам (антиядерные, сквоттинг, Startbahn-West, мир), которые расширили их политическую перспективу. Наконец, они были вызваны европейскими социальными бунтами 1980—81 годов, особое влияние оказали события в Цюрихе и Амстердаме. Буржуазные социологи и журналисты регулярно говорили о «молодёжных бунтах», что вводило в заблуждение. Большинство действующих лиц восстали не из-за своей «молодости», а из-за глубокой социальной и политической неудовлетворённости. Термин «молодёжный бунт» также игнорирует политическую историю событий. Без многолетней политической организации так называемый молодёжный бунт выразился бы в спорадических вспышках ошибочной юношеской воинственности, а не в акциях против атомных электростанций и аэропортов, протестах против жилищной политики и т. д. Многие старшие товарищи отреагировали на восстание с удивлением, поскольку они предполагали, что после немецкой осени больше не увидят уличной воинственности такого рода.

Внутри Новых социальных движений сформировалось автономное крыло: боевое, состоящее в основном из молодых активистов. Они находились под сильным влиянием тогдашней установки «Нет будущего», противостояли буржуазным нормам контроля и господства и превратили свои собственные нужды в центральный политический вопрос. Так называемые общие собрания [Vollversammlungen] заменили университетские собрания 1960‑х и 1970‑х годов в качестве центральной формы коммуникации. Общие собрания создали пространство вне буржуазной общественности для обсуждения политических целей и стратегий. В этой главе будет описана история Autonomen в первой половине 1980‑х годов, особенно в связи с Новыми социальными движениями.

Новые социальные движения пытались найти решения социальных и политических конфликтов, охвативших западные капиталистические государства с середины 1970‑х годов. В конце 1970‑х годов леволиберальные учёные и студенты использовали этот термин для обозначения продолжения студенческого бунта 1968 года. Однако Новые социальные движения находились под сильным влиянием взглядов среднего класса. В академической оценке Новых социальных движений Партия зелёных часто рассматривалась как успешное политическое проявление низовых течений, подчёркивался «модернистский» импульс Новых социальных движений и их вклад в «смену ценностей». На самом деле, некоторые представители ядерной мафии были благодарны за антиядерные движения, так как оно помогло предотвратить или отложить проекты, которые были неперспективны. Более того, даже директора электростанций любят вести здоровый образ жизни, покупать в магазинах мюсли и есть полезную биодинамическую пищу. В некотором смысле, Weltgeist исследований Нового социального движения смог объединить ранее противоположные политические идеи в новом социал-демократическом «Проекте современности» дядюшки Хабермаса. В зелёно-альтернативном полумраке такие термины, как «классовая борьба» или «империализм», казались устаревшими и неактуальными. Важными были «качественные потребности», «участие» и «управление». Учёным даже удалось убедить многих людей, что воинствующая антиядерная борьба Брокдорфа и Гронде, с их сильным антикапиталистическим и антиавторитарным подтекстом, была вызвана ничем иным, как «провалом коммуникации» и «отсутствием участия» в планировании системы энергоснабжения, которая в итоге оказалась очень эффективной и выгодной для всех. Неважно. Не наша проблема, если некоторые учёные считают «Автоном» ничем иным, как «вызовом» альтернативному движению, возникшему на основе «новых взглядов». Это лишь доказывает, что некоторые учёные очень мало знают о том, в чём они должны быть экспертами. Но хватит полемики.

Новые социальные движения тесно связаны с фордизмом, капиталистической структурой, которая определила большинство западных стран после Второй мировой войны. Фордизм характеризуется отчуждающим массовым производством (олицетворением которого являются конвейеры автомобильных заводов), массовым потреблением и политическим, а также правовым регулированием классовых конфликтов. Институционализация классовых антагонизмов также означает, что переговоры обычно происходят вне сферы производства, особенно в Западной Германии. В этом контексте термин «Новые социальные движения» пытается объяснить состав, потенциал и значение низовых движений, которые неожиданно возникли в то время, когда в стране практически не было открытой классовой борьбы. Антиядерное движение, например, сформировалось в сфере воспроизводства и имело очень сложную классовую структуру. В течение некоторого времени оно оппозиционировалось официальным рабочим движением, особенно в атомной и энергетической промышленности, где реформистские профсоюзы ДГБ мобилизовали квалифицированных рабочих в решительно проядерные кампании.

Хотя многие активисты принадлежали к среднему классу, они были очень открыты для эгалитарных структур и антикапиталистических целей. Правда, некоторые лоббистские группы (например, крупные фермеры в отношении антиядерного движения) использовали открытость Новых социальных движений в своих интересах. В конце концов, многим людям все равно, кто поддерживает их в борьбе, которую они считают важной.

Формирование автономов в 1980‑х гг

Некоторые левые участвовали в борьбе против атомной электростанции только ради популярности. Однако это ни в коей мере не умаляет политического значения этих движений. Это лишь показывает, насколько сложным может быть преодоление определённых культурных барьеров в общественных движениях. Товарищи из Красной помощи Западного Берлина сделали очень поучительное заявление в 1973 году после того, как К-группы подвергли критике появление Bürgerinitiativen (BI), «гражданских инициатив»:

«Жёсткий антиревизионизм и исключительная концентрация на пролетарской организации привели к тому, что левые потеряли связь с реальностью. Левые полностью игнорировали конфликты в сфере воспроизводства. Появление БИ сделало это очевидным. Однако проблема может быть не только в незаинтересованности. Ликвидация антиавторитарных движений означала, что два важных аспекта политического праксиса были утрачены: низовой активизм в соседних районах и на рабочих местах (часто высмеиваемый как «дилетантизм») и прямое действие (часто высмеиваемое как «спонтанность»). Ни один из этих аспектов не считался полезным для организации рабочего класса; вместо этого они считались выражением мелкобуржуазной культуры. Жёсткое использование классовой идентичности делегитимизировало антиавторитарные движения и свело их протагонистов к представителям их социального происхождения. Это произошло даже несмотря на то, что антиавторитарные движения, по сути, преодолели классовые различия благодаря общим массовым действиям…. Согласно левой критике БИ, красноречивые и конкурентоспособные активисты среднего класса всегда брали верх. Однако такое строгое определение класса отрицает политический опыт и просто воспроизводит социологические факты. Важен не сам факт того, что представители разных классов объединяются в БИ. Важно то, как это