Дым над Биркенау. Страшная правда об Освенциме - Северина Шмаглевская Страница 78

Почти все мужчины и большинство женщин уехали.

Биркенау, этот многоязычный, шумный, кипящий страстями город, частичка которого, сектор «в» и «Мексика», еще летом насчитывала сорок две тысячи женщин, пустеет на глазах. Осенью во всем Биркенау в женских и мужских лагерях живет уже только шестьдесят тысяч. А восемнадцатого января 1945 года в Освенциме I, II и III – то есть в Освенциме, Биркенау, Буне, Будах, Бабицах, Райске, Хармензе, Ёвишовицах, Явожне – осталось не более двадцати тысяч заключенных. Освенцим был ликвидирован еще до его освобождения.

Глава шестая

Ликвидация лагеря

Политические прогнозы обманули полностью. Гигантский пожар летнего наступления, осветивший заревом людские жилища, гаснет. Каждое утро перед началом работы женщины склоняются над картой, сверяя с ней сообщения немецких газет. Заключенные, точно морфинистки, не могут обойтись без своего наркотика.

Наркотиком служат волшебные названия.

Река Маас, река Рур и город Рурмонд, Антверпен – Ахен, и робкие мечты о Кельне, подсчеты, сколько до него километров и далеко ли он от линии Зигфрида, Мец-Диденгофен – эти слова навсегда впитали запах барака, забитого одеялами. Германия еще велика – наступление едва лишь краешком затронуло ее. Выигрыш или проигрыш? От этого зависит дальнейшая жизнь заключенного.

Рейн-Марна-Канал. Холодная дождливая осень, самая тоскливая из всех, а на далеком канале – сражения, Durchbruchsversuche[105], за которыми напряженно следят женщины.

Длинные путаные сводки о Гумбиннене – при мысли о том, как далеко от Восточной Пруссии до Берлина, радость сменяется отчаянием.

На Буге – уже несколько месяцев все тот же Баранов. Это название раздражает. Хоть бы километров на двадцать вперед, хоть бы километр в день, а тут все Баранов и Баранов.

Слова Дуклапасс и Лупков вызывают тайную надежду – вдруг оттуда, с гор придет Красная Армия.

Фюнфкирхен – Будапешт – Мишкольц – ожесточенные бои, но как все это далеко! Каждый день – миллиметр вперед или полмиллиметра назад.

Утром, до того как ты выйдешь из барака, до того как побредешь по липкой грязи, забрызгавшись по колено, ты должен знать, что фронт продвинулся вперед, – так легче перенести день, от которого уже ничего не ждешь. Работа стала тяжелее и бессмысленней – ведь теперь от нее никакой пользы другим. Они уехали, оставив после себя грязные одеяла, грязные подстилки, грязные миски.

Одеяла – настоящая летопись их страданий. Они впитали в себя все: пот, кровь, слезы, выделения. Сотни, тысячи, десятки тысяч одеял отсчитывают руки работниц, занятых ликвидацией лагеря.

Сотни, тысячи, десятки тысяч людей поглотила Германия, чтобы в решающий момент войны использовать их как рабочую силу, чтобы они собственными руками производили на военных заводах боеприпасы против своего народа.

Сгорбившись, ты идешь по глубокой слякоти за тележкой, нагруженной ворохом одеял. Работа эта бессмысленна, но выполнять ее надо – такова участь рабов.

Они сами, собственными руками построили этот лагерь, сами его расширили, вырыли ямы в лесу и выстроили крематории, сами сделали орудия пыток. Теперь уничтожают все и заметают следы. Такова участь рабов.

Из канцелярии «а» женского лагеря выносят длинные ящики, полные карточек из плотной бумаги; складывают их в кузов грузовика рядами, и так до самого верха. И хотя за этой работой присматривает сам начальник, заключенные успевают пробежать глазами написанное в карточках:

– Todesmeldung, Maslówna Maria, Durchfall, Tod[106].

– Todesmeldung, Bialobrzeska Wanda, Grippe, Tod[107].

– Todesmeldung, Babska Danuta, Lungetterltzfindung, Tod[108].

– Todesmeldung, Koczwarska Bronislawa, Grippe. Tod[109].

– Todesmeldung, Barzdajn Henryka, Durchfall, Tod[110].

– Todesmeldung, Lewandowicz Anna, Lungenentzündung, Tod[111].

– Todesmeldung, Niedzielska Ewa, Grippe, Tod[112].

Слово Todesmeldung стоит на всех без исключения карточках, которые узники везут в канцелярию сектора «в», – там их сожгут.

Узники перевозят также картотеки с фамилиями расстрелянных. Толстые, с застежками тома стоят в ряд на полке. Auf Befehl erschossen[113]. Только и всего. Это тоже предстоит сжечь.

Возможно, эти документы удалось бы спасти от огня. Но ведь здесь днем и ночью горят люди, что за беда, если сгорит несколько тележек извещений о смерти! Заключенные везут их из лагеря в лагерь… а кто повезет их Todesmeldung?

Они, точно неприкаянные души, бродят по лагерю, наталкиваясь на следы тех, кто ушел. «Мексика» пуста. Сектор «в» пуст. Пусты чешский и цыганский секторы. Из мужского карантина завтра вечером уезжает в Германию последняя группа. В мужском лагере осталась лишь горстка – в больнице. Женщин еще довольно много, но уже объявлено о переводе женского лагеря «а» в цыганский сектор, лагеря «б» – в чешский.

Там, на опустелых нарах, где некогда спали люди, летом умерщвленные газом, улягутся спать женщины, начавшие новый этап своей лагерной жизни.

Переезжают они, как обычно, в воскресенье.

Пятнадцатого ноября – день отправки писем домой. Но сегодня почти никто не пишет. Посылать письма можно только в Рейх, а в Генерал-губернаторство – лишь лагерные стандартные открытки. Но в лавке они кончились, а новых не печатают. Поэтому заключенный в день переезда ничего не посылает своим близким, только думает о них.

Из старого Биркенау, того Биркенау, где больные утопали в грязи и умирали в ней, потянулись колонны заключенных.

Опустели каменные бараки, выстроенные из обломков кирпича, оставшихся от разбомбленных домов; таких бараков не было и нет ни в одном концентрационном лагере. Если они превратятся в развалины, никакой кистью, никаким пером не восстановить их внутреннее устройство.

Переезд женщин в новые секторы занимает меньше времени, чем в летние месяцы ежедневный выход колонн на работу.

Захлопнулись ворота. На старый Биркенау впервые за три года опускается тишина. И только слышно, как скрежещет под ветром таблица на проволоке, на ней изображен череп с надписью:

«Achtung! Hohe Spannung! Lebensgefahr!»[114]

Против лагерных ворот, на платформе, шлагбаум – две выкрашенные в белый и красный цвета перекладины. Они поднимаются перед женщинами и замирают в синеве – будто польские флагштоки, готовые к подъему флага.

Колонна проходит между лагерями. Многие впервые идут по этой дороге, впервые видят мужской лагерь. Кучка немцев и евреев выстроилась на дневную поверку. На окаменевшей земле – протоптанные заключенными тропинки, но ворота большинства бараков уже заколочены досками. Вот этой дорогой ходил близкий тебе человек. Вот здесь, среди этих бараков, можно было бы увидеть знакомую фигуру.

Территория между мужским лагерем и сектором «в» – самая сердцевина лагеря.

Поблескивает уходящая вдаль проволока, от