Валерий Золотухин - На плахе Таганки Страница 74

А когда-то мы жили дружно и даже помогали рабочим грузить и разбирать декорации. Ну, что делать, мы в другой системе обретаемся. Так воспитаны — колхозная система. И что мне до всего этого дела, когда у меня с Тамарой трагедия. И поправить это уже невозможно.

Любимов обманывает нас, и мы не знаем своего завтрашнего дня. Я понимаю, что никакие заявления о том, что я не поеду на следующие гастроли, его не напугают, он усиленно и беспардонно ищет конфликта с труппой, с государством.

Гримерная. За окном октябрь. Ветер, листья. Труппа приступила к еде. Глаза у меня красные, лицо вымученное, и я молю Бога и мертвых моих еще раз помочь мне и не потерять голоса, чувства юмора и чтоб Демидова не стервенела и мы бы расстались друзьями. Любопытно, чем закончился разговор Глаголина с Любимовым. «Я оскорблена за тебя, но я в этом не участвовала», — сказала мне Галина. Похоже, многие искренне возмущены тем, как поступил со мной Любимов.

2 октября 1990 г. Вторник, «Георг», спортивный комплекс

Последние минуты у «Георга». Спектакль прошел хорошо. Я собой весьма доволен. Демидовой о травме сказал Николай. Она сделала вид, что не знала, не заметила, когда это случилось. Все видели, как у них на глазах вздувалось веко и заплывал глаз, но «она не заметила». И я сделал вид, что ничего страшного, все бывает на сцене, случайности, недоразумения, может быть, я и сам налетел на кулак. Весь разговор этот был при артистах, перед выходом.

Играла она совсем по-другому, ласково, любя и не избивала так. Вообще, по Фрейду, она садистка или мазохистка. Она что-то возмещает, компенсирует, она комплексы свои вкладывает в какую-то чудовищную физику, жесты, гримасы, идиотские интонации. Я ни словом не обмолвился с ней о случившемся, также ни словом не обмолвлюсь и с Любимовым. Смирение — это, по Ельчанинову, тоже гордыня своего рода. Пусть у меня будет такая гордыня.

3 октября 1990 г. Среда, мой день. Борт

Зиновьев <Зиновьев Александр — русский писатель, эмигрант.> про «Годунова» резко выразился: «Это не русский спектакль, это не Пушкин» — и убежал. Почти слово в слово он повторил Астафьева. Только последний добавил, что это еще и «Оптимистическая трагедия». Демидова, передавая привет от Войновича, сказала, что «им очень понравился спектакль».

4 октября 1990 г. Четверг

Денис летит завтра в Междуреченск. И опять с Пряхиным. Устроят они там жизнь бабке Матрене, которая две недели не поднимается, лежит с радикулитом. Звонил утром брат.

«Пиши, сынок, дневники. Пиши каждый день, какая погода... какая погода на сердце твоем и сердце друга, записывай всякие мелочи, все пригодится в дороге, по которой ты давно идешь».

8 октября 1990 г. Понедельник

Сбор прошел тихо и незаметно. И. о. директора — Глаголин, и. о. художественного руководителя — Вилькин. Бортнику за поведение на гастролях Любимов объявил выговор, а в остальном... театр отдан СТД, итальянцам, американцам. Надо садиться за стол и писать «21-й км».

В Мюнхене Николай сказал: «А почему тебе не взять театр на время его отсутствия? Художественным руководителем?» Нет, я не создан для блаженства... или как раз для него-то я и создан, а для работы... Нет!

Жизнь свою надо как-то перестроить. В связи с продажей театра и отсутствием Любимова «Таганка» для москвичей просто перестанет существовать, не говоря о России... Дрянь дело. Может быть, какую-нибудь запустить пулю на конференции... Не давать театр... кому? В частные руки? Глупо. Любимову? Еще глупее — как бы там ни шло, ни ехало, театр-то его... его имени и рук. Что делать? Надо купить обои и за это время оклеить дачу. И написать «21-й км». Вступить в Союз писателей. Дупак предлагает снова вернуться к вопросу о пельменной, он подыскал здание...

21 октября 1990 г. Воскресенье

Интересное время. Министр иностранных дел за концерт может расплатиться либо деньгами, либо оформить срочно выезд в любую страну. Колхоз за концерт — можно деньгами. А лучше картошкой и мясом.

Шаляпин брал мукой и сахаром. Время, стало быть, одинаковое — деньги ничего не стоят, а продуктов нет, голод. Соли сегодня по блату дали полпачки, дырявая пачка была, никто не купил — даром отдали.

Звонил Матрене Федосеевне. С Вовкой беда — напьется, таскается, дерется. «И на кого ты меня оставил доживать, Сергей Илларионович!! Вот Люся пришла проведывать». Она все нахваливала Дениса: такой ласковый, такой красивый.

Выбиваю 29 ноября под вечер в Колонном зале. Меняю «Пир» на «Федру».

Федосеевне делают массаж, ей как будто легче. Опять рассказывала про Сашу. «Тамару позвать?» Тамара из кухни: «Не надо». Но уже поздно. Пришлось со свекрухой говорить, справляться о здоровье, и желать выздоровления, и утешать.

29 октября 1990 г. Понедельник. Вечер

Неделя жизни ушла на празднование успеха в «ЛГ» — ответ Смирнову. Правда, Еремин М. П. говорит, что это нам так не пройдет. Все отмечают великое достоинство и оригинальность письма. Много по этому поводу было выпито и много было боли.

30 октября 1990 г. Вторник, поезд № 66 Москва-Тольятти

Ежи заканчивает ремонт куртки Высоцкого, которой лет 15-16.

31 октября 1990 г. Среда, мой день. Гостиница «Волга»

Раннее утро, дописал письмо фломастером. Испрашиваю реакцию евреев на мою статью. Бортники в восторге. «Очищающая ярость, — сказал Сергей Петрович, — таким злобным я тебя не видел. Спасибо». Понравилось и деду в поезде.

Лавлинский, бедный Лавлинский! У него дочь, Надя, которую я видел в Переделкине после больницы, попала под поезд. Явное самоубийство, две попытки у нее были перед этим. А я не позвонил ему в пьяном угаре, просто боялся. Господи, прими душу ее с покаянием! Мне еще жальчее сделалось его. Этого одиноко сидящего гриба в холодном номере, пьющего без конца чай с карамельками.

Полока звонил: «Мне шестьдесят лет исполнилось, надо подводить какие-то итоги». В последнее время у нас сложились странные отношения. Мне бы не хотелось какие-то евангельские слова говорить. Я его прервал, пообещал позвонить завтра и приехать к нему. Конечно, не позвонил и не приехал. Праздновал появление ответа в «ЛГ», а телефон отключил, потому что якобы был в Петрозаводске.

Когда появится потребность в театре у народа, он возникнет... и не от здания это зависит. Здание всегда найдется, а потом, если нужно, построится. Профессиональные, старые театры закрываются, труппы распускаются как нерентабельные, но, если в Ногинске или Владимире на премьере четырнадцать человек, а на сцене больше... Кому это нужно — содержать труппу, штат, платить зарплату, получать от города дотацию... Директора вынуждены бегать по соседним колхозам, навязывать спектакли и выбивать из председателей по 150-200 рублей. А при нынешней ситуации... Короче, что-то делать необходимо, а что делать — я не знаю, и ты не знаешь. Поднять общую культуру в народе, тогда и о театре говорить можно. А сваливать на головы — ну сколько можно... а если и сваливать, то по крайней мере не на эти головы. Накормить надо народ, тогда он, может быть, и о театре будет думать.