Владимир Ленин (Ульянов) - Полное собрание сочинений. Том 23. Март-сентябрь 1913 Страница 73

Из общего числа около 450 000 голов скота, проходящего через московские бойни, бракуют, как подозрительных, около 30 000 голов.

Так вот, этот подозрительный, финнозный и туберкулезный скот обезвреживают варкой в течение около трех часов в особой камере, под надзором ветеринара. Глисты и туберкулезные бациллы гибнут от этой варки.

Ну, вероятно, все или почти все совершенно гибнут или почти совершенно гибнут! Получается обезвреженное, вываренное и дешевое мясо.

«Помереть от него, – говорит, по отзыву «Русского Слова», народ, – конечно, не помрешь, а чахоткой все-таки заболеешь или животом намаешься, потому что, известное дело, скотина больная».

От покупателей отбою нет. Приезжают рабочие даже из Москвы. Очереди ждут подолгу. В утренней очереди больше женщины – хозяйки, в дневной – рабочие, главным образом строительные.

Вываренное, обезвреженное мясо, от которого не помрешь, а животом намаешься – это как раз для народа. Настоящее мясо народу не по карману.

Говорят, чем тщательнее ветеринарный надзор, тем больше бракуется мяса. «Таким образом, – заключает «Русское Слово», – население с двух сторон заинтересовано в тщательности надзора: средние классы в том, чтобы с боен в продажу поступало здоровое мясо; беднота – чтобы больше браковалось скота и чтобы фрейбанк вполне был обеспечен мясом».

Вот в какое культурное и человеколюбивое время мы живем: «с двух сторон» научились «заинтересовывать» население. И какая «свобода» для дешевого мяса: ведь «фрейбанк» значит по-немецки «свободная лавка».

Культура, свобода, дешевизна продуктов, оживление торговли – все для народа! Увидите объявление: «общество народных квартир» – знайте, что подвал или чердак будет дешевый и под врачебным надзором: помереть, конечно, не помрешь, а чахоткой заболеешь.

Увидите вывеску: «народная столовая» – идите смело. Будет дешевое вываренное мясо, под надзором прошедшее через бойню и без надзора через бойню не прошедшее.

Увидите надпись: «народная библиотека» – вы можете торжествовать. Будет дешевая, а то и бесплатная брошюра, изданная союзом русского народа{89} или всероссийским клубом националистов, под врачебным надзором духовной цензуры.

Говорят, скоро откроют «фрейбанк» – для «народного» хлеба… из травы, обезвреженной, вываренной, приготовленной под ветеринарным, то бишь я хотел сказать: под врачебным надзором.

Культура, свобода, дешевизна продуктов, оживление торговли – все для народа! И население все больше и больше окажется заинтересовано с двух сторон: богатые – в том, чтобы их мясо было здоровым, а беднота в том, чтобы «фрейбанк» был обеспечен условно-годным мясом.

Написано 8 (21) июня 1913 г.

Напечатано 16 июня 1913 г. в газете «Правда» № 137. Подпись: В.

Печатается по тексту газеты

Маевка революционного пролетариата

Прошел год со времени ленских событий и первого, решительного, подъема революционного рабочего движения после переворота 3 июня. Царева черная сотня и помещики, орава чиновников и буржуазия отпраздновали 300-летний юбилей грабежа, татарских наездов и опозорения России Романовыми. Собралась и начала свою «работу», сама не веря в нее и потеряв былую контрреволюционную энергию, IV Дума. Растерянность и скука овладели либеральным обществом, вяло жующим призывы к реформам – и в то же время признающим невозможность даже подобия реформ.

И вот, маевка рабочего класса России, – сначала давшего репетицию в Риге, а затем, в первое мая по старому стилю в Петербурге решительное выступление, – эта маевка, как молния в хмурой, тусклой, тоскливой атмосфере, прорезала воздух. Перед сотнями старых революционеров, которых не добили еще и не надломили преследования палачей и ренегатство друзей, – перед миллионами нового поколения демократов и социалистов встали опять, во всем своем величии, задачи грядущей революции и обрисовались силы руководящего ею передового класса.

Уже за несколько недель до первого мая правительство точно потеряло голову, а господа фабриканты вели себя как совсем безголовые люди. Аресты и обыски подняли, казалось, вверх дном все рабочие кварталы столицы. Провинция не отставала от центра. Фабриканты метались, собирая совещания, вынося противоречивые лозунги, то грозя расправой и локаутами, то уступая наперед и соглашаясь закрыть заводы, – то подстрекая правительство к зверствам, то упрекая правительство и призывая его к внесению первого мая в число «табельных» дней.

Но, как ни усердствовала жандармерия, как ни «чистила» она фабричные предместья, как ни хватала направо-налево по последним из своих «списков подозрительных», – ничто не помогло. Рабочие смеялись над бессильной злобой царской шайки и класса капиталистов, иронизировали над грозными и жалкими «объявлениями» градоначальника, писали и пускали по рукам – или передавали из уст в уста – сатирические стишки и добывали, точно из-под земли, новые и новые пригоршни маленьких, плохо изданных, коротких и простых, но вразумительных «листочков» с призывами к стачке и к демонстрации, с напоминанием старых, неурезанных, революционных лозунгов социал-демократии, которая руководила в пятом году первым натиском масс на самодержавие и на монархию.

Сто тысяч бастующих первого мая – говорила на другой день правительственная печать. Сто двадцать пять тысяч – сообщали буржуазные газеты, по первым телеграфным информациям («Киевская Мысль»). Сто пятьдесят тысяч – телеграфировал из Петербурга корреспондент центрального органа германской социал-демократии{90}. А на другой день уже вся буржуазная пресса давала цифру 200–220 тысяч. Число стачечников на деле дошло до 250 тысяч!

Но, помимо числа бастующих первого мая, еще гораздо внушительнее – и гораздо знаменательнее – были революционные уличные демонстрации рабочих. С пением революционных песен, с громкими призывами к революции во всех предместьях столицы и во всех концах города, с красными флагами боролись рабочие толпы в течение нескольких часов против мобилизованных, с удесятеренной энергией правительством, сил полиции и охраны. И рабочие сумели дать почувствовать наиболее ретивым из царских опричников, что борьба идет не на шутку, что перед полицией не горстка игрушечного, славянофильского, дела людишек{91}, что встали действительно массы трудящегося класса столицы.

Открытая демонстрация революционных стремлений пролетариата – революционных сил его, закаленных и подкрепленных новыми поколениями, – революционных призывов к народу и к народам России получилась поистине блестящая. Если в прошлом году правительство и фабриканты могли утешать себя тем, что нельзя было предвидеть ленского взрыва, нельзя было сразу подготовиться к борьбе с его последствиями, то теперь предвидение было со стороны монархии самое точное, время для подготовки было самое долгое, приняты «меры» были самые «энергичные», – ив результате полное обнаружение бессилия царской монархии перед революционным пробуждением пролетарских масс.