Михаил Ильяшук - Сталинским курсом Страница 71

Наскоро собрав свои нехитрые пожитки, ребята высыпали на платформу и построились в ряды.

Тут-то и выяснилось — пока они десять суток ехали, от высшего командования последовало распоряжение высадить мобилизованных в Омске, где уже функционировали эвакуированные из Ленинграда пехотное и артиллерийское военные училища.

Выстроившихся ребят командиры разбили на две группы, применив довольно странный способ определения пригодности к несению военной службы в разных родах войск: нечетные номера зачисляли в пехотное, четные — в артиллерийское училище. Так, не заглядывая в формуляры, не поинтересовавшись образовательным цензом, они формировали кадры будущих военных специалистов, направляя молодых призывников в разные училища.

Трое друзей по прихоти случая попали в пехотную группу, что никак их не устраивало.

— Мы считаем, — робко запротестовали они, — что были бы более полезны в артиллерии, где нужны более солидные знания по математике и физике, чем в пехоте. В наших аттестатах отличные отметки по этим предметам.

Юра от себя добавил, что совсем недавно, в десятом классе, прошел специальные шестимесячные военные курсы по радиосвязи, — и ему не хотелось бы служить в пехоте. Но никакие просьбы и доводы на начальника не подействовали, и ребят направили в пехотное военное училище. Однако в него они так и не попали; врачебная комиссия забраковала молодых патриотов из-за обнаруженных у них физических недостатков.

Юре дали отвод из-за плохого зрения, у Севы нашли сердечную недостаточность, у Ореста тоже что-то нашли. Опять ребята оказались за бортом.

К счастью, для них нашлась работа. Студенты в пехотном училище оказались плохо подготовленными. Многие из них не имели среднего образования. Но даже те, кто закончил десятилетку, имели слабые знания по математике и физике. И хотя эти науки были не так актуальны для пехотинца, как для артиллериста, эти предметы были обязательными и в пехотном училище. Но как раз преподавателей математики и физики и не хватало.

Узнав, что тройка друзей неплохо подготовлена в этой области знаний, начальник пехотного училища предложил им поработать преподавателями. Те охотно согласились. Четыре месяца они добросовестно трудились в училище, жили в казармах с курсантами, питались наравне с ними из общего котла. Но вот, наконец, и эта работа подошла к концу.

— Куда же нам теперь? — обратились ребята к начальнику училища. — Мы хотим защищать родину, но в солдаты нас не берут, а в офицеры нам путь тоже закрыли, не приняв в училище. Страна борется с врагом не на жизнь, а на смерть, и мы не хотим оставаться в стороне.

Начальник задумался. Он понимал настроения и чувства молодых патриотов, и ему хотелось им помочь. Наконец он сказал:

— Вот что, ребята! Из Ленинграда в Омск эвакуировалось военно-медицинское училище. Хотите, я вас туда устрою?

— Пожалуйста, будем вам благодарны! Все-таки пользу родине принесем, если не оружием, то хоть оказанием медицинской помощи раненым.

Начальник сдержал слово. Через несколько дней трех друзей приняли в военно-медицинское училище. Там они прошли ускоренные одногодичные курсы и закончили их со званием младших лейтенантов медицинской службы, после чего сразу же были отправлены на фронт.

Глава L

Неожиданная встреча

И снова — Баим.

Это было осенью 1942 года. Как обычно, за полчаса до обеда наша еще небольшая тогда группа музыкантов собралась в столовой. Мы расставляли пульты, раскладывали ноты, настраивали инструменты и кое-что репетировали. Дверь в столовую была еще заперта, а за ней уже выстраивалась толпа заключенных с котелками.

И вот когда все уже было готово, от нечего делать я стал смотреть в окно. Мое внимание привлек заключенный, который подошел и начал пристально вглядываться через окно в столовую. На нем был старый в заплатах пиджак, штаны грязно-серого цвета, а на ногах какие-то невообразимой формы лапти, надетые на босую ногу. Ветер трепал еще довольно хорошо сохранившуюся шевелюру. Своим внешним видом этот зек ничем не отличался от тысяч ему подобных. Но что-то в его чертах мне показалось знакомым: сутуловатая спина, длинные рабочие руки, короткий прямой нос, большой красивый лоб, седина на висках, глубоко запавшие серые глаза, окаймленные красиво изогнутыми дужками бровей, коротко остриженные усики. На вид ему было лет под шестьдесят.

Мы оба напряженно всматривались друг в друга через разделявшее нас окошко. И вдруг меня осенило: «Да ведь это же Миша, брат Оксаны!» Я выскочил через служебный ход, подошел к нему и почти выкрикнул:

— Миша, ты ли это?

Сомнений не было. Мы горячо обнялись и прослезились. Действительно, «мир тесен». По какой-то прихоти слепого случая в одном из тысяч лагерей, раскинувшихся на огромных просторах Советского Союза, встретились два близких родственника!

Я тут же, забыв об оркестре, побежал к Оксане, чтобы порадовать ее сообщением о встрече с Мишей. Известие это ее просто потрясло. Как впоследствии выяснилось, он попал в Баим еще осенью 1941 года, значит три месяца мы жили с ним в одном лагере, не подозревая об этом. Работал он учетчиком в корзиночном цехе.

Теперь нас стало трое. Мы держались вместе, вместе делили пищу, радость, горе.

Как Миша попал в лагерь?

Миша (Михаил Васильевич Евтушенко), будучи кандидатом наук, работал до войны во Всесоюзном научно-исследовательском институте растениеводства (ВИРе) как специалист в области селекции овощных культур, в основном — помидоров и бахчевых. Во главе ВИРа стоял тогда Николай Иванович Вавилов — всемирно признанный талантливый исследователь. Как известно, в 1937–1938 годах в стране свирепствовала ежовщина. Хватали всех подряд, но больше все-таки сажали представителей интеллигенции — научных работников, преподавателей, включая профессоров, инженеров, агрономов, учителей и других. ВИР тогда подвергся полному разгрому: по ложным доносам Николай Иванович и большая группа его сотрудников попали в черные проскрипционные списки, а затем были брошены в тюрьмы. Разделил их участь и Миша.

Вдохновителем этой кампании по «искоренению крамолы в науке» народная молва называет Лысенко Трофима Денисовича. Это был фаворит Сталина, а впоследствии — Хрущева. Он пользовался у них неограниченным доверием. В то время как Сталин беспощадно уничтожал своих политических противников, Лысенко расправлялся со всеми инакомыслящими в области биологии и сельского хозяйства. Это были специалисты, не приемлющие методов исследования, признанных в «единственно правильном» ортодоксальном лысенковском «учении».